Смешно, наверное, было так негодовать на судьбу, однако Евпраксия никак не могла перестать делать это. Особенно когда видела рядом Генриха и Конрада, когда сравнивала их манеры, их голоса, их обхождение, даже их манеру есть! И чем дальше, тем сильнее зрело в ней желание восстановить справедливость, получить то, чем она была обделена всю жизнь.
А обделена она была любовью…
Сначала Евпраксии чудилось, будто она ждет от Конрада лишь нежной дружбы. Как если бы они были дети, встретившиеся на некоем острове посреди бурного жизненного моря! Однако они не были детьми, ни он, ни она.
Бог весть, думал ли Конрад, что дальние верховые прогулки его с красавицей императрицей приведут к тому, к чему они все же и привели. Но несомненно одно: Евпраксия-Адельгейда искушала его сознательно и неотвратимо. Слишком много узнала она о радостях плоти за свою жизнь. И не могла уйти от своей природы: чувственной, развратной женщины (пусть ставшей такой против своей воли, но ставшей!). А он был полон жалости к очаровательной и несчастной красавице, которую вынужден был называть мачехой, несмотря на то, что мачеха была младше его…
Они соединились лишь раз. Итог каждой встречи – расставание. Но Евпраксия не была готова, что они расстанутся так быстро! А Конрад…
Одному лишь Богу известно, что случилось с Конрадом после той единственной ночи. То ли его влечение иссякло, как только он получил желаемое. Или наоборот, он устрашился силы своего влечения к Адельгейде. Возможно, им вдруг овладел страх: а ну как дознается отец – ведь убьет сына, посягнувшего на его собственность, убьет и глазом не моргнет! А может, Конрад встревожился за женщину, которая стала соучастницей его обмана? Или не страх ощутил Конрад, а стыд за то, что обманывает отца? А может статься, он испугался Адельгейды. Того, что открылось в ней, испугался…
Между прочим, Генрих сделал все возможное, чтобы возбудить его отвращение к Адельгейде. Он знал сдержанность сына, стыдливость его (про себя изрядно презирал Конрада за это и называл ханжой), но как-то раз, опьянев после пирушки, притащил сына в опочивальню мачехи и предложил ему насладиться ее телом. Когда тот в ужасе закричал, что не может осквернить отцовское супружеское ложе, Генрих засмеялся и заявил, что он вовсе не отец Конрада: Берта, такая-сякая, прижила-де сына от герцога Рудольфа Швабского, на которого принц и впрямь был похож.
Может быть, именно эта постыдная сцена произвела решающее действие? Конрад стремительно и тайно исчез из Вероны. Бросил свою любовницу – и бросил отца.