Тем временем минуло три года из условленных четырех, и вот до Кведлинбурга долетела весть, что Евпраксия стала вдовой, не успев стать женой. Маркграф Генрих фон Штаден погиб в одном из своих набегов на славянское селение.
Евпраксия сама не знала, что почувствовала при этом известии. Не горе – мужа она побаивалась, ничуть не любила, – но и не облегчение. Она растерялась, ибо не знала, что теперь делать. Маркграфом сделался брат Генриха фон Штадена, Людовик, который и слышать не хотел о какой-то там вдове брата. То есть в Германии для нее места не было. Наверное, придется возвращаться на Русь. А что делать там? Идти в монастырь…
В монастырь идти не хотелось! Она и так жила в монастыре, но здесь… здесь мало что напоминало унылое благочестие. Это был как бы огромный замок, куда постоянно приезжали самые разные гости. Иногда это были весьма высокие особы. Никогда не знаешь, кого увидишь в трапезной.
Вот так – неожиданно для Евпраксии – в этой самой трапезной появился однажды невысокий худощавый человек с горделиво вскинутой головой. Он был одет в черное – блистала только золотая цепь на груди. Его твердый рот прятался в рыжеватых усах и короткой бородке, а взгляд бледно-голубых глаз был властен и холоден. Под этим взглядом девушке отчего-то захотелось сделать реверанс – самый глубокий из тех, каким ее учила Адельгейда. И вместе с тем ей хотелось встретить этот взгляд. Евпраксия никак не могла разобраться в странной сумятице своих чувств, и прошло немалое время, прежде чем она поняла, что влюблена в этого властного человека.
Он имел право быть властным, так как был Генрихом IV, императором Священной Римской империи… То есть это был брат аббатисы Адельгейды.
Тот самый брат…
Евпраксия, понятное дело, по-прежнему ничего о том давнем, позорном случае не знала. Что она вообще знала о тридцатисемилетнем Генрихе – кроме того, что он недавно похоронил нелюбимую жену, а теперь, наконец, впервые в жизни чувствует себя так, словно среди зимы набрел в заснеженном лесу на цветущий куст шиповника и видит распустившуюся на нем дивную розу?
Розой была для Генриха IV юная вдова-маркграфиня. То есть это он так говорил. А Евпраксия впервые услышала от мужчины слова любви – и радостно поверила им. И она не заставила Генриха долго ждать согласия в ответ на его предложение стать его женой и императрицей.
Вот это был брак, способный удовлетворить любое тщеславие! И Евпраксия, конечно, не ожидала, что он вызовет такое негодование отца.
Она была изумлена. Почему это князь киевский брызгал гневом? Не он ли хотел для дочери завидного жениха? Так разве сыщешь завиднее германского императора?