В это мгновение открылась дверь и вошел невысокий молодой человек. Ничего особенного в нем не было, только вид какой-то несвежий.
– Закрыто, что ли? – пробормотал он, бросив взгляд на табличку.
Алёна кивнула и шагнула к двери, чтобы поскорей выйти на воздух, как вдруг перехватила взгляд этого человека. Исподлобья был взгляд, вороватый такой.
Ого! Да ведь она его знает! Это… это тот самый парень из «Барбариса», который просил ее подождать Жанну Сергеевну в холле. Не то гардеробщик, не то швейцар, не то вышибала. А оказывается…
– Что-то вы опаздываете, Николай, – сказала она насмешливо. – Я уже заждалась. Давайте-ка выйдем на крылечко.
Вот так! Картина Репина «Не ждали»!
Когда Николай Носачев с оторопелым выражением на своей бесцветной физиономии вывалился из дверей адресного бюро, Алёна уже вполне готова была развивать достигнутый успех.
– Итак? – произнесла высокомерно. – Что вы хотели мне сказать про Нарцисса?
Носачев споткнулся.
– Ну да, ведь вы хотели мне сообщить, что в моем дворе 11 мая стрелял стриптизер Нарцисс? Тот самый, которого, как вы полагаете, зовут Григорий Модестович Орлов? Ну так вы ошиблись…
И осеклась. До нее вдруг дошла простейшая мысль, которая почему-то не посетила раньше ни ее, ни самого Орлова. А ведь Нарцисс-то, пожалуй, принадлежит к числу близких знакомых Григория! Это не случайное совпадение, что он взял именно его фамилию и имя. То есть могло бы сойти за случайность, если бы не отчество, если бы не это редкостное отчество!
Нет, тут что-то не так… Будь они близко знакомы, Григорий, конечно, знал бы, что среди его приятелей кто-то промышляет стриптизом. Невозможно так шифроваться, это рано или поздно где-то как-то всплыло бы, ибо нет ничего тайного, что не стало бы явным. Значит, сейчас Нарцисс с Григорием не общаются, но они могли быть знакомы раньше, в детстве, в ранней юности…
Ага-ага… А детство и ранняя юность Григория, по его собственному признанию, прошли в Доскино. Во всяком случае, он жил там четыре года назад, он помнит дачницу Алёну Дмитриеву, помнит ее домик на окраине села…
А ведь и Алёна, кажется, помнит этого рыжего-конопатого! Точно-точно, мелькала какая-то такая огненная шевелюра неподалеку от ее дома, а чаще – во дворе соседского, где жили… где жил…
Алёна стиснула руки.
Ну да, это оно, то самое воспоминание, которое она тщательно заталкивала в глубины своей памяти и вообще старалась выжить оттуда. На соседнем дворе обычно играли, бегали, дрались двое мальчишек, которые как-то незаметно превратились в юношей. Один – рыжий, невысокий – этот самый Гришка. Он был из самого села, там и жил. Другой – сын соседей-дачников, Гришкин приятель, светлоглазый, с чудесными пепельными волосами, на которые даже Алёна, и сама обладательница очень красивых темно-русых волос, посматривала с невольной завистью. И глаза у него были серые, пепельные, тоже удивительно красивые… Что это она ему сказала тогда… среди многих других слов, пряча в них свое немыслимое, несусветное смущение, потому что слова всегда были для нее наилучшим средством защиты? «По тебе всегда будут сходить с ума женщины… ты пробуждаешь в них комплекс Федры…» А он слушал и только молча, бездумно моргал этими своими удивительными глазами, которые были переполнены страхом и счастьем… вряд ли он понял хоть что-то из ее слов, вообще из того, что между ними произошло, хотя инициатива-то исходила от него, от этого ошалевшего мальчишки, который ее, взрослую, замужнюю женщину, бывшую много старше его, просто-таки, можно сказать, изнасиловал.