Вот именно – всему этому хламу место в музее! Будь воля Бенуа, он бы этакую рухлядь не напоказ в витринах антикварных лавок выставлял (а ведь там это стоит несусветно дорого!), а распихал бы в Лувр, Версаль, Фонтенбло и всякие такие никому не нужные дворцы. Конечно, может быть, там и своего старья хватает, Бенуа ни в Лувре, ни в других подобных местечках не был, не знает. А что ему делать, скажем, в Лувре?! Единственное, что есть путевое в старинной каменной громаде, – так это стеклянная пирамида в центре двора. Современное строение. На него посмотреть приятно, ничего не скажешь. И на здание Новой Оперы на площади Бастилии: легкое, изящное, насквозь прозрачное сооружение. Центр Помпиду – тоже симпатичный домик, весь обвитый снаружи трубами, а вообще Париж Бенуа не нравился с самого детства: этакое нагромождение зданий, и все в каких-то финтифлюшках, все тяжелые, громоздкие, человеку невозможно дышать, взгляд положить не на что! Конечно, в Двадцатом округе, где он живет, не то, что здесь, в буржуазном Девятом, там-то воздуху побольше, здания попроще, а все равно – их чрезмерно много. Но если с этим русским все получится как надо, Бенуа получит достаточно денег, чтобы построить себе дом, какой он захочет. Конечно, это будет не нагромождение металла, не замок какой-нибудь паршивый. Нет, правду говорила мать, что аристократическая приставка «д'« приклеилась к их фамилии случайно, по ошибке какого-нибудь писаря. Нужна она Бенуа, как бородавка на носу ! Всякие пережитки аристократизма он ненавидит, как его предки, которые, определенно, были в первых рядах санкюлотов[2], разбиравших по камушку Бастилию. Когда Бенуа разбогатеет, вокруг него будет только самый наимодерновейший модерн. Стекло – это будет одно сплошное стекло, такая же пирамида, как в центре Лувра. И вокруг – пустынный океанский берег...
Но до этого еще далеко. Сначала надо закончить все здесь, потом поехать в аэропорт Шарль де Голль. Дел море!
Он взглянул на часы, стоящие на каминной полке: фарфоровая девчонка с распущенными волосами, в широченных юбках, ее обнимает парень, одетый столь же нелепо. Ну и штаны! Вот уж кого санкюлотом не назовешь – напротив, штанов у него слишком много. Небось, когда приспичит, заблудишься, отыскивая в таких штанах свои причиндалы! Вот поэтому вид у парня такой, словно он не знает, что делать со своей девчонкой.
Вдобавок его от девчонки отделяет огромный циферблат. То-то фарфоровая овечка, лежащая у ног барышни, поглядывает на кавалера с таким ехидным выражением: ничего, мол, тебе не обломится, простак!