Тот только и мог, что кивнул в сторону полицейского.
Сержант открыл паспорт:
– Жерар Филиппофф? Что за чепуха?
– Что вам надо?! – наконец-то обрел дар речи наш герой. – Кто вы такие?!
– Не догадываешься?! – тихо, яростно спросил Метивье. – Зачем тебе понадобились эти шлепанцы? Ну?
– Я за них заплатил... – пробормотал Жерар, чувствуя себя так, словно попал в сумасшедший дом. – И ролики за них отдал. А что?..
– Ролики?! А то, что ты сорвал операцию отдела по борьбе с наркомафией! – с ненавистью буркнул Метивье. – И поплатишься за это! Откуда ты узнал об операции? Где твои сообщники? Говори, ну?!
Жерар мгновение смотрел в непроницаемые, злые глаза. Сумасшедший дом какой-то...
Сумасшедший дом? Ну, значит, и он будет вести себя, как сумасшедший!
– Они здесь! – заорал он. – Они в этом доме! В этом доме гнездо наркобаронов! Они пригрозили убить меня, если... скорей сюда! Я сдам их вам, сдам! Я все расскажу!
И бросился к забору, за которым таился дом Морана.
Данила Холмский. 5 августа 2002 года. Медона
– Если я отсюда выйду, в жизни не возьму в рот ни капли! – громко сказал он.
– Ты сначала выйди! – раздался голос Мирослава, усиленный раскатом эха.
Данила нарочито захохотал в ответ, и эхо загрохотало уж вовсе оглушительно. Наконец раскаты смолкли.
– Ладно, надоело... – вяло откликнулся Мирослав. – Хватит дурить, голова болит.
Данила только вздохнул. У него тоже болела голова. Этот старый винный погреб, в котором их держали, был весь пропитан запахами перебродившего, прокисшего вина. Было такое ощущение, что оба они постоянно с похмелья. Вот уже который день!
А который день, кстати, они здесь сидят? Неведомо. Казалось, что бесконечно долго. Они даже не могли коротать время за разговорами, потому что в подвале обитало какое-то безумное эхо, отзывавшееся в самых дальних углах и рычавшее, словно сонм чудовищ. Поначалу Мирослав и Данила еще как-то развлекались, пробуждая чудовищ к жизни, но от их рычания очень скоро начинало ломить виски, а поскольку голова и так болела от кислого винного духа, то они теперь позволяли себе развлекаться с эхом очень редко. И вот еще что было плохо: эхо выносило их голоса наверх из подвала, где всегда стоял охранник. Или Тьерри, или Бенуа – по очереди. Говорили Мирослав и Данила по-русски, а это страшно раздражало их нервных стражей, которые думали, что пленники строят планы побега или издеваются над ними. Пару раз то Тьерри, то Бенуа врывались в подвал и устраивали краткое, но чувствительное побоище. Если учесть, что Мирослав и Данила были связаны, краткими эти избиения им не казались. Бенуа, сказать по правде, особой лютостью не отличался, ну сунул пару раз под вздох, и все, – усердствовал в основном Тьерри. Он считал Данилу прямым виновником того, что сам же стащил у него паспорт и доставил себе и другим столько нервотрепки. Ну а когда Данила с пеной у рта принялся отрицать свою тождественность со Шведовым, когда мэтр Моран ему поверил и по-настоящему схватился за голову из-за того, что натворили его «боевики», тут уже дела Данилы сделались совсем плохи. Вчера у него появилось серьезное подозрение, что Тьерри просто-напросто забьет его до смерти.