Озверевшего приятеля оттащил от пленника Бенуа. Выгнал втолчки из подвала, посмотрел на Данилу, который висел на своих веревках и с трудом восстанавливал дыхание, подал воды... потом ушел, буркнув что-то по-французски.
– Что он сказал? – спросил Данила потом, много позже, когда уже очухался малость.
Мирослав задумчиво хмыкнул:
– Интересный парень этот «гасконец». Очень интересный! Он сказал: дурак ты, что признался, дескать, что паспорт не твой. Получил бы деньги – и все тут. А теперь положение осложнилось...
– Это в каком смысле? – насторожился Данила.
– Не знаю, он не сказал. Может быть, что-то у них там случилось, а может... может быть, Себастьен Моран понял наконец, как он запутался. Понял, что нас ни в коем случае нельзя было брать. Теперь мы их знаем в лицо. И даже если я подпишу эту чертову бумагу, мы ведь с тобой не уйдем, как побитые собаки, поджав хвост, верно? Нам захочется взять реванш... Это до Морана, похоже, наконец-то доехало. Что мы заявим в полицию, что будет судебное разбирательство... Если бы им удалось меня сломать тогда, сразу после приезда, когда я еще ничего не знал, – это одно. А теперь – теперь так или иначе придется прятать концы в воду, понимаешь? Видимо, Моран пока не готов к двойному убийству. Но постепенно начинает понимать, что если не заставит нас молчать, то ему придется нас убить. Так что... положение и в самом деле очень осложнилось.
«Может, я и правда дурак? – в смятении подумал Данила. – Может, и правда надо было не раскрываться? Принять эти деньги, а потом хоть трава не расти!»
Но он сильно подозревал, что трава вот именно выросла бы: на его могиле. Кто он вообще такой, чтобы Моран делился с ним такими огромными башлями? Старался бы ради него... И все чаще Данилу посещала мысль, что злополучный Шведов, по сути дела, был в этой игре такой же подставной фигурой, такой же пешкой в чьих-то руках, как и взявший его имя Данила Холмский.
Между прочим, русские знахари не зря остерегали людей подбирать чужие вещи, ибо они могут быть с человека, на которого была напущена порча. И порча переходит к тому, что подобрал эту вещь.
Может быть, на Шведова было напущено? И Данила, взяв его паспорт и прочее барахлишко, перенял все то, чего не успел испытать бедолага при жизни? И в конце концов так же сгинет неведомо от чьей руки, как сгинул Шведов...
Думать об этом не хотелось, вот он и орал, будил подвальное эхо, пытаясь хоть как-то отвлечь себя.
Наверху заскрипела дверь, Данила смолк. Не хотелось, чтобы спустился Тьерри, накостылял своими мерзкими черными лапами. А ладони у него были розовые. Это и казалось самым ужасным. Ну черный, так уж и был бы черный везде!