– Надул, французишка проклятый! Надул, как пить дать! А деньги плачены!
– Держи его! Пускай деньги ворочает! – перекрыл все голоса новый крик Никиты, а вслед за тем в балагане поднялась такая буча, что Ламираль и Сен-Венсен замерли возле своего оружия, не зная, то ли кидаться на выручку Моршана-Транже (а в том, что ему требуется немалая подмога, можно было не сомневаться!), то ли самим бежать, то ли продолжать свое таинственное дело.
Впрочем, они недолго пребывали в задумчивости: за забором мастерских замелькали огоньки, послышался топот, оклики. Ангелине показалось, что она узнала голоса Меркурия и Дружинина. Там проснулись, там поднялась тревога, и любое враждебное действие не осталось бы незамеченным! Надо думать, затем и учинил Никита такой шум в балагане. Вдобавок запели, заходили ходуном щелястые доски, и рядом с Ангелиной откуда ни возьмись появилась высокая фигура мастерового с растрепанными светлыми волосами. Одним прыжком («Точно в воду!» – подумалось Ангелине) он бросился на пушку и стоявших рядом французов, растолкал их, выхватив при этом факел у Ламираля, – так что осветилось дерзкое, худощавое, светлоглазое лицо «мастерового». И тут раздался яростный крик Сен-Венсена:
– C’est toi? Oh, mon nez! [71]
Сердце Ангелины заколотилось так, что дыхание перехватило. Выходит, Никита и был тот русский, что так крепко приложил Сен-Венсена по носу, убегая из дома мадам Жизель. Да, никаких сомнений, значит, все-таки с Никитой предавалась она любви, сердце ее не обмануло!
Счастье от этой мысли было таким опаляющим, что Ангелина, будто во сне, будто за чем-то нереальным, наблюдала, как Никита, злорадно хмыкнув: «А, признал! Ну, так получи вдругорядь, горячо испеку, а за вкус не берусь!» – приложил Сен-Венсена кулаком в нос, отчего тот опрокинулся навзничь. Никита мощным рывком своротил с места пушечку – или что там за оружие было у французов, а потом, оттолкнув их, опамятовавшихся да бросившихся на него, двумя руками враз, кинулся к Ангелине и потащил ее за собою на галерейку. Плохо сбитые ступеньки прыгали под их ногами, как клавиши, но все же Ангелина с Никитою успели опередить своих преследователей и прежде их оказались на земле, после чего Никита засвистел, замахал руками – и из ворот мастерских выбежали несколько темных фигур.
– Держи воров! – заблажил Никита не своим голосом, указывая на узенькую лесенку, где четко и черно, подобно силуэтам театра теней, вырисовывались в лунном свете фигуры разъяренных Сен-Венсена и Ламираля, еще не осознавших, очевидно, что из преследователей они превратились в преследуемых. Впрочем, французы тотчас спохватились, перескочили через перила и скрылись в темноте, сопровождаемые топотом множества ног, криками «Держи, лови, хватай!» и разбойничьим посвистом Никиты, который все-таки успел на миг припасть к губам Ангелины, шепнув в поцелуе: