– А что? Чем же она плоха, эта самая Браун… швирг… шверг… – Петр с усилием свел к переносице разбегающиеся глаза и вдруг, с неожиданной для пьяного четкостью, выговорил по слогам: – Прин-цес-са Бра-ун-швейг-Бе-верн-ска-я!
– Ф-фу! – Алексей Григорьевич шутливо передернулся. – Ну и имечко! Да с одного только имени челюсти сводит, словно с кислой капусты!
Екатерина неприметно проглотила тягучую слюну. Не след батюшке про кислую капусту упоминать, ох, не след… Нынче ее позывает на рвоту даже не с запаха пищи, а уже от одного названия ее. Вдобавок в комнате накурено – воистину, хоть топор вешай, дышать нечем, голова разламывается от духоты. Она прижала пальцы к вискам, но перехватила взгляд Петра и успела превратить страдальческую гримасу в томную полуулыбку.
Зря, между прочим, старалась. Мальчишка ее просто не видел, глаза его так и норовили переместиться за спину Екатерины, где обычно тихо сидела в уголке за вышиваньем Даша. Однако сегодня уголок был пуст, и юное лицо Петра приняло разочарованное выражение.
Екатерина вскинула руку, как бы поправляя выбившуюся прядь, и спрятала жесткую улыбку. Ничего, привыкай к тому, что Дашку ты больше не увидишь… нет, увидишь только раз – и довольно. Этот случай канет в бездны забвения, наутро ты даже думать забудешь о том, где и когда ее видел. Решишь: во сне… И на этом в романтической склонности императора Петра к деревенщине Дашке будет поставлена огромная жирная точка. И Дашке тоже придется распроститься со своими честолюбивыми планами, которые она намеревалась осуществить за счет Екатерины Долгорукой и, в полном смысле этого слова, за ее спиной!
Княжна не сомневалась: эта лицемерка только делала вид, будто ей ни до чего нет дела, а сама меж тем украдкой строила куры государю. Екатерина частенько видела ее нежную, задумчивую полуулыбку, взор, устремленный как бы в никуда и затянутый мечтательный дымкой, – улыбку и взор, от которых молодой государь шалел и ярился, словно жеребчик возле молоденькой кобылки, к которой не смеет подойти. За последние несколько дней Екатерина беспрестанно наблюдала за Дашей и Петром, втихомолку недоумевая, кому это такому незримому Дашка так сладко улыбается, когда рядом как-никак император всея Руси.
Екатерина успела забыть о том времени, когда она сама не замечала этого голенастого мальчишку, потому что сердцем ее всецело владел Миллесимо. Сейчас образ его отодвинулся в такие туманные дали, что иной раз проходил день и другой, а она ни разу не вспоминала о бывшем возлюбленном, без которого прежде, чудилось, жить не могла. Но она была настолько поглощена своей новой, великой, великолепной целью, что на большее ее просто не хватало. Даже беременность, причиной которой был Миллесимо, казалась чем-то отдельным от него, принадлежала всецело ей, Екатерине, и сознание, что она, быть может, носит во чреве своем будущего наследника русского престола, опьяняло ее покрепче мозельского, до которого чрезвычайно охоч был Петр, поглощая его в огромных количествах, пока не упивался допьяна, и принуждая пить сотрапезников.