– Меня ли одну? – легко повела плечами Даша. – Как бы тебя заодно со мной воровкою-то не ославили!
– Это еще почему?! – вспыхнула княжна.
– Будто не знаешь. Флакончик-то не твой. Был он спрятан в поясе испанского курьера, а ты…
– Какой еще пояс? – резко, холодно прервала Екатерина. – Я его нашла! В лесу нашла, понятно? Откуда мне знать, чей он?
– Зато ты знаешь, что в нем, – спокойно кивнула Даша… и на миг ей стало жаль высокомерную княжну, раскрасневшееся от волнения лицо которой вмиг обесцветилось до меловой бледности.
– Что в нем? – Голос Екатерины задрожал. – А что в нем особенного? Жидкость какая-то…
– Какая-то? – Даша слабо усмехнулась. – Какая-то, говоришь? Ну так ты у Стельки спроси, какая она. Или у меня. Спросишь?
Теперь не только лицо Екатерины побелело – чудилось, даже синие глаза вылиняли до бледной голубизны. Несколько мгновений она молчала, силилась совладать с прыгающими губами. И опять на помощь ей пришло высокомерие, уверенность в своем праве совершить все, что угодно, любой поступок, пусть он даже станет причиною гибели другого человека, лишь бы послужил во благо ей, княжне Екатерине Долгорукой! Опять пришла на помощь убежденность в тупости окружающих, в их неспособности думать, чувствовать, страдать, а главное, в ее праве причинять им любые страдания.
– Что ты мелешь? – выговорила она с усилием, но твердо. – Тебе никто не поверит!
– Довольно, что ты веришь, – слабо улыбнулась Даша и двинулась к двери, но Екатерина одним прыжком опередила ее:
– Отдай, говорю тебе, что взяла! Это не твое!
– Ты тоже взяла чужое, – мягко уклонилась от ее напряженного взгляда Даша.
– Что я взяла? Что?!
Даша слабо вздохнула:
– Сорочку мою. С петушками и крестиками. Сорочку мою девичью…
И беспрепятственно вышла в дверь, от которой вяло, будто неживая, откачнулась княжна Екатерина Долгорукая.
Государыня-невеста.
– Итак, дальнейшее ожидание бессмысленно, Алекс. Теперь уже ясно, что ваш груз утрачен навсегда.
– Увы, это так. Более того, в последнее время я был прикован к постели и не мог даже выведывать, вынюхивать и шпионить за де Лириа в той степени, в какой бы от меня требовалось.
– Как вы сказали? Выведывать, вынюхивать и… Ха-ха-ха! До чего же вы злопамятны, сударь!
– Память у меня действительно хорошая. Правда, иногда она меня все-таки подводит. Не откажете в дружеской услуге? Не поможете ее освежить?
– Что именно я должен помочь вам вспомнить?
– А вот что. Еще там, в Лондоне, когда вы удостоили меня чести вступить в ложу…
– И сделал я это напрасно, – перебил Кейт. – Именно честь, оказанную вам, вы и не смогли сберечь!