Ну, предположим, это он и есть. Что ж такого? Разве не бывало, что крепостные подавались в бега, уходили в разбойничьи ватаги? Ушел и этот. Только опять вот какой встает вопрос: чем его так прогневила Мавруха? Загадочный разбойник: они обычно мстят своим бывшим хозяевам, а этот, наоборот, очень беспокоился о Екатерине. Именно он – княжна вспомнила теперь голос – кричал при самом начале нападения: «Не стреляй в карету! Заденешь кого не надо – я тебя тогда!..»
Нет, ничего не понять, только голову от этих мыслей сломаешь!
Вдруг снова послышался топот. Девушки испуганно схватились за руки: неужто разбойники надумали вернуться?! Однако и три всадника, появившиеся на поляне, никак не напоминали своим обличьем лесных ватажников, двое были одеты как императорские гайдуки, а третий – и вовсе благородный господин.
– Ради бога, княжна! Что тут произошло?! Какой кошмар! Не зря так беспокоился ваш батюшка, места себе не находил!
Екатерина глядела на спешившегося всадника – не верила своим глазам. Это был Степан Васильевич Лопухин, камердинер императора, только сегодня утром уехавший вместе со всеми в Москву. Лопухин, невысокий, плотный сорокалетний человек с изморщиненным не по возрасту лицом (следы тягостной ссылки в Колу), встревоженно таращился на Екатерину. Когда глаза его встретились с перепуганными глазами княжны, он сорвал парик (очевидно, совершенно забывшись, приняв его за оброненную где-то шляпу), обнажив коротко и неровно остриженную голову, и с облегчением вытер париком вспотевший лоб.
– Батюшка ваш вдруг встревожился, что отправил вас и Дарью Васильевну безо всякой охраны, и чуть не на коленях умолял всех воротиться, – пояснил Лопухин. – Я вызвался и брат ваш, но у него лошадь засеклась, он отстал. Я же гнал что было мочи. Еще издали слышу крики, выстрелы. И вот – ваша карета! У меня аж дух занялся. Сердце отеческое – вещун! Не зря Алексей Григорьевич с ума сходил.
Екатерина на миг зажмурилась. Это внезапное беспокойство отца, возвращение Лопухина, тот крестьянин… Какая-то мысль мелькнула, но исчезла.
Екатерина судорожно стиснула руки:
– Степан Васильевич, господин Лопухин, кабы вы только знали, что тут было!.. Не иначе Господь нас спас, он же и прислал сюда вас. Ну сами посудите: кони выпряжены, люди наши побиты…
– Это не беда, – Лопухин сделал знак гайдукам, и те, спешившись, принялись вновь закладывать карету. – Ежели мне не удалось разогнать злодеев и освободить красавиц, удовольствуюсь малым: починкою кареты.
Екатерина расхохоталась. Сейчас, когда опасность была позади, она ощущала необыкновенную легкость что в мыслях, что во всем теле, каждое слово Лопухина казалось необычайно смешным, каждое выражение его некрасивого лица – милым и забавным. Раньше он был не очень-то ей приятен, ибо пользовался не только расположением императора, дальним родственником которого был, но и Остермана. Хитрую же лису Остермана Екатерина откровенно недолюбливала и даже боялась. Лоб Лопухина казался ей слишком низким, глаза он то и дело отводил, улыбался натянуто… Сейчас перед ней сидел словно бы совсем другой человек. Весь его облик так и лучился счастьем.