А вот потому и не был!
Между тем смута в Московском государстве усиливалась. Самозванец утвердился в Тушине, поляки продолжали за него держаться, многие князья – тоже. Вскоре после женитьбы князь Михайла был послан царем в Новгород, чтобы заключить союз со шведским королем Карлом IX, так как московское правительство видело, что не сможет обойтись без посторонней помощи. Долго судили да рядили, обсуждали цену, ссорились со псковичами и новгородцами, которые, как водится, ощетинивались против Москвы... Только в половине апреля 1609 года прибыла к Новгороду шведская рать под командованием француза Якова-Понтуса Делагарди. То был человек, рожденный воином и превыше всего ценивший в людях отвагу. Скопин-Шуйский, который трусом не был и свой меч от врага в ножны не прятал, произвел на шведов самое благоприятное впечатление. Кроме того, встречая Делагарди, он поклонился наемнику до земли, после чего потрясенный Делагарди начал видеть в нем самого благородного из людей, которых когда-либо рождала земля Русская.
С прибытием шведов картина в войне Московского княжества и Тушинского вора переменилась. Северные города (за исключением неуступчивого Пскова) стали один за другим отпадать от Тушина. Воинские действия приносили успех – тем больший, что на жалованье наемникам собирали деньги все, кто мог, вплоть до монахов Соловецкого монастыря и купца Павла Строганова, разбогатевшего на поставках соли. С согласия царя Московского шведам была обещана также и Корела.
Между тем слава Скопина-Шуйского в народе росла. Если бывали у него и поражения, слухи о них умалчивали, зато возвеличивались все ратные подвиги молодого военачальника. И это было понятно. Москва устала жить в осаде. Устала терпеть голод и усталого, неуверенного в себе, неприятного, бездеятельного, преждевременно постаревшего князя Василия, воссевшего на трон. А в то же время где-то там, на полях сражения, красавец Скопин-Шуйский радел и бился за русских людей. Может, порою и отступал, ну так что ж, воинская удача переменчива. Зато и наступал, да как!
Чем дальше шло время, тем более казалось людям, что от одного Скопина-Шуйского зависит избавление от смуты и разных воров. Никто не думал, что сила полководца зиждилась более на искусных иноземных ратниках, свято придерживавшихся дисциплины – в отличие от пылких, смелых, отважных, но слишком уж своевольных русских воинов. Впрочем, Делагарди чтил самозабвенную храбрость и считал князя Михайлу вполне достойным тех почестей, которые ему оказывались. Однако порою русский соратник приводил француза в истинное замешательство перепадами своего настроения и приверженностью к пустым суевериям.