– Эй ты, сын шайтана! – окликнул его Егор, вспомнив лексику старика Хоттабыча. – Тебя не кормили, что ли?
«Сын шайтана» наклонил голову и поворотил ее к Егору, сильно оскалив желтые старческие зубы. Выражение его тощей морды однозначно гласило: «Не мешай, сын Адама. Ибо, если ты помешаешь мне, я укушу не эту сухую палку, а твою ногу!»
Передача мыслей на расстоянии произвела впечатление. Егор даже поводья ослабил, чтобы подчеркнуть свои добрые, миролюбивые намерения, и искренне пожелал всякого зла человеку, который опередил его и уже отрезал у Паши́ то, что можно было бы оторвать, накрутить, ну и так далее.
За спиной послышалась конская поступь, а потом знакомый насмешливый голос:
– Ну и дурень же ты, брат!
Егор так и взвился, словно его огрели по спине витой камчою, но тут же понял, что чуть не свалял дурака: подъехавший Родион с ухмылкой смотрел вовсе не на него, а на своего Микадо, который тянулся к уже наполовину сгрызенной погонялке.
– Это ж надо! – воскликнул Родион. – Нашли чего делить!
Поскольку Егор нынче только и делал, что искал в каждом слове Родиона тонкий намек на толстые обстоятельства, он призадумался. Между тем тот продолжал:
– Кругом все же не пустыня Сахара, и трава вон, и кора эвка…
Родион не договорил. Паша́ не пожелал делиться с кем бы то ни было даже такой малостью, как остатки сухой ветки. Он злобно заржал, повернулся и цапнул Микадо за шею своими устрашающими зубищами. Тот отпрянул, вскинулся на дыбы так резко, что его всадник сильно завалился назад. Мгновенный восторг прошил Егора словно молния: вот сейчас Родион упадет с коня и будет лежать, не в силах подняться, будто жук, которого опрокинули на спину. Но эта картинка мелькнула – и исчезла, потому что в следующий миг Родион выровнялся, припал к шее коня. А Микадо сильно ударил передними копытами в грудь Паши́. Паша́ пронзительно заржал, как бы истерически вскрикнул, а потом и сам встал на дыбы.
Вот к чему другому, а к такому развитию событий Егор был совершенно не готов. Вместо того чтобы схватиться за луку, он вцепился в поводья и натянул их. Голова Паши́ резко запрокинулась, он еще сильнее осел на задние ноги, как-то нелепо дернулся… и Егор выкатился из седла так же споро, как выкатывается из барабана шарик «Русского лото». Вся разница состояла в том, что шарик выкатывается на лоток, а Егор грянулся на песчаный холмик, который только сверху, чисто зрительно казался мягким. А чисто осязательно…
И лежал Егор, не в силах подняться, словно жук, которого опрокинули на спину, и он валяется, шевеля лапками. Но это было бы еще полбеды. А настоящая беда состояла в том, что торжествующий победу Микадо решил закрепиться на достигнутых рубежах, возле обгрызенной палки, и попер на Пашу́, который даже не заметил, как поставил свое увесистое копыто на лодыжку Егора.