Однажды, когда назначена была поездка в Смольный, две великие княгини, Елизавета и Анна, одетые и совершенно готовые немедленно сесть в карету, дожидались в комнатах Елизаветы Алексеевны, когда за ними пришлют. Явился придворный за ними, дамы поспешили к выходу. Государь глянул на них пристально и гневно сказал императрице Марье Федоровне, указывая на молодых женщин:
– Вот опять недопустимые вещи! Это все привычки прошлого царствования, но они никуда не годятся. Снимите, сударыни, ваши шубы и впредь надевайте их не иначе как в передней.
Все это было объявлено сухим и оскорбительным тоном, свойственным императору, когда он бывал не в духе.
Мария Федоровна по мере сил старалась не отставать от мужа – особенно когда дело касалось Елизаветы, которую она откровенно, даже слишком откровенно недолюбливала.
В день коронации все были при полном параде. В первый раз были надеты придворные платья, заменившие русский костюм, принятый при Екатерине. Чтобы украсить наряд, Елизавета рядом с бриллиантовой брошью приколола на грудь несколько маленьких бутонов роз. Когда перед началом церемонии она вошла к императрице, та смерила ее презрительным взглядом, а потом сорвала букет с ее платья и швырнула на землю.
– Это не годится для парадных туалетов! – рявкнула она.
«Это не годится!» – теперь стало привычной фразой, когда императрице что-то не нравилось. Елизавета стояла как громом пораженная. Такая бесцеремонность просто убивала ее. И когда! Накануне таинства миропомазания! Контраст между величием предыдущего царствования и грубостью нынешнего был разителен.
Но это были еще цветочки.
Сколько неприятностей выдержала Елизавета лишь оттого, что ее сестра Фредерика вышла за шведского короля Густава IV Адольфа!
Он некогда сватался к великой княжне Александре Павловне, однако брак не удался из-за того, что Екатерина была против перехода внучки в протестантскую веру.
– Вы загордились и не хотите целовать мою руку, потому что ваша сестра теперь королева! – ворчала императрица. – Но она всего лишь прошла по стопам Александры, – тут же заявляла она заносчиво.
Елизавета спасалась только тем, что отмалчивалась.
Между тем император выказал свое расположение братьям Чарторыйским. Теперь Адам стал адъютантом великого князя Александра. Если бы кто-нибудь спросил у Елизаветы, радует ее это или огорчает, она вряд ли смогла бы ответить определенно. Скорее, назначение ее пугало.
А впрочем, теперь у нее было чем отвлечься от тягот или соблазнов придворной жизни. Это было ее собственное состояние: ведь Елизавета обнаружила, что беременна.