Николай Павлович смотрел на ее склоненную голову. Она стала еще красивее, эта девочка, и вскружила голову многим мужчинам. Ему приятно смотреть на нее – но вот уж не более! Очень глупо, что она слишком много возомнила о себе из-за тех несчастных серег… Он решительно не считал, что хоть косвенно виновен в этом! Жаль, что Александрине взбрела в голову причуда: непременно познакомиться с Асенковой. Неужели до нее дошли нелепые слухи о том, что ее муж делал авансы именно этой актрисе – авансы, которые она якобы не пожелала принять?
Какая глупость… Разве Александрина не знает, что одна царит в его сердце? Все остальные, в том числе эта Асенкова, какой бы там хорошей актрисой ее ни считали, не более чем мимолетные развлечения. О боже! Да что он, не понимает: девочка, о которой то рассказывают всякие гадости, то которую превозносят как оплот добродетели, со всех ног бросилась бы отдаваться царю, если бы он поманил?! Хватило бы одного намека… но все дело в том, что делать какие бы то ни было намеки ему не хочется.
Все-таки устойчивая репутация – довольно забавная штука. Если тебя называют «первым кавалером» империи, то как бы само собой подразумевается, что ты непременно станешь волочиться за всякой мало-мальски привлекательной рожицей. Однако же и самомнение у этой маленькой девочки, если она воображает, что ее может возжелать государь!
Вообще, женщины глупы, сие давно известно и не нами открыто. Все, все глупы, даже лучшие из них, даже Александрина. Решить, будто мужу нужна эта… комедиантка… О боже!
Он отвел глаза от склоненной головы Асенковой и повел жену дальше по парку.
Александра Федоровна после этой незначащей встречи почувствовала себя гораздо спокойней. А Варя Асенкова уехала в Ораниенбаум совсем больная.
Честно говоря, местечко совсем не подходило для человека, у которого слабые легкие. Постоянная сырость, холодные туманы утром и вечером, резкий ветер с моря… Провести месяц в Ораниенбауме – почти то же самое, что остаться на лето в Петербурге. Уж лучше бы она оттуда не уезжала! Быть может, ее постоянное присутствие удержало бы дирекцию от того, чтобы отдать многие ее роли Надежде Самойловой.
А сделано это было как бы из самых лучших побуждений. Ведь даже «Северная пчела» писала: «Г-жа Асенкова не может играть одна всех ролей. Три роли в вечер! Да этим можно убить любой талант!»
Конечно, ей было трудно выдерживать такое непрестанное напряжение. Из-за него Варя была порою нервна, а неблагожелательные рецензии могли надолго повергнуть ее в тоску. Мать и сестра частенько прятали от нее и газеты, и насмешливые письма. Однако с появлением в театре Надежды Самойловой туман злобы и недоброжелательства вокруг Вари сгустился многократно.