— Нужно было послать за каждым из твоих людей наблюдение, — задумчиво сказал Краюхин.
— Нет, — возразил Звягинцев, — там трое честных парней. Представляете, что будет, если они заметят, как кто-то следит за ними. Человек может сломаться на всю жизнь. И потом мои ребята профессионалы. Если информатор среди них, то он прячется очень искусно. Он проверит теперь все тысячу раз, прежде чем позвонит. Мы правильно сделали, что никого не послали.
Горохов нажал кнопку селектора.
— Даст нам кто-нибудь чаю? — попросил он. Только когда принесли чай и бутерброды, все вспомнили, какие они голодные. На часах был уже четвертый час утра, когда позвонил Панкратов.
— Что за документы вы нашли у Липатова? — спросил он. — Сейчас мне звонил Александр Никитич, говорит, когда офицеры Звягинцева были на даче, там пропали записная книжка и какие-то бумаги. Почему я первый раз о них слышу?
— Мы сейчас все выясним, — быстро сказал Горохов и положил трубку.
— Получилось, — закричал он, — они позвонили. До утра еще есть время, и они ищут эти бумаги.
Краюхин одобрительно кивнул головой, но Звягинцев вдруг как-то осунулся, махнул рукой, отходя в угол и устраиваясь на стуле. Он достал сигарету и начал курить, весь съежившись, словно только что услышал неприятную весть.
— Что случилось, Михаил? — спросил Горохов.
— Значит, информатор действительно существует, — сказал Звягинцев, глядя перед собой невидящими глазами. — А я до последней секунды не хотел в это верить.
Я прыгнул с поезда и почти сразу увидел станцию, которая была совсем рядом. Я добежал до перрона и чудом успел вскочить в состав, который уходил в Москву. Здесь было чище, чем в моем составе. И проводник был помоложе и более трезвый, хотя все равно от него несло водкой. Я сунул, не торгуясь, сто долларов и пошел устраиваться на какой-то полке. Всю дорогу я обдумывал ситуацию. Я весь горел, у меня снова поднялась температура, но голова работала ясно. Я точно по минутам знал, что мне нужно делать.
И сошел я, конечно, не на Курском вокзале, куда шел поезд, а в том самом Подольске, где мы сидели с Людмилой всего несколько часов назад. Как интересно может спрессовываться время. Иногда кажется, что один час растягивается на годы, а иногда годы мелькают как одно мгновение. Время — категория меняющаяся, я уверен, что физики еще докажут это рано или поздно.
Я доехал до Москвы, заплатив на этот раз всего сто долларов. Было уже утро, и многие машины шли в центр города. Мне было очень стыдно тратить деньги Людмилы, я чувствовал себя вором. Но другого выхода не было.