Моргунас, искренне полагавший, что распад Советского Союза станет трагедией для его народа, был одним из немногих литовцев, не принимающих философию чертиков из табакерки. Но ничего остановить уже было нельзя. Они работали в те дни сутками, отлично зная, кто именно из новых популистов является агентами КГБ или стукачами МВД. Позже, когда выяснится, что среди них были самые выдающиеся деятели прибалтийских чертиков, наступит шок отрезвления. Внезапно выяснится, что очень многие лидеры популистских фронтов, ставшие позднее премьерами и министрами иностранных дел, были в свое время штатными стукачами того самого КГБ, против засилия которого они боролись так неистово и страстно.
Но ситуация в стране становилась все более бесконтрольной. Наконец в январе девяносто первого пролилась кровь и в самой Литве.
Потрясенные пролитой кровью тысячи литовцев бросали свои партийные билеты, уяичтожали советские паспорта, отказывая империи в праве на существовгние. Уже тогда стало ясно, что Литва ушла. И ее не вернуть обратно никакими танками. Моргунас не бросил в те дни своего партбилета. Слишком сильной оказалась инерция воспитания, полученные в детстве убеждения и идеалы. А потом был август девяносто первого года.
Тысячи людей, среди которых был и Викторас Моргунас, услышав утренние новости девятнадцатого августа, поверили, наконец, что страна возрождается, что еще возможно спасение империи, пусть ценой репрессий, пусть ценой временного отступления. Слишком памятен был характерный пример Польши, где Ярузельский удержал страну от катастрофы. Но оказалось, что стареют не только идеалы. Система, столько лет подавлявшая инакомыслие, система, требовавшая безусловного подчинения и соблюдения правил игры, система, при которой чаще всего талантливые и умные люди оказывались вне политики, а проходимцы и карьеристы делали себе карьеру. Система, осуществлявшая отбор на генетическом уровне, при которой нужно было доказывать никчемность своих хромосом и ничтожность своих родителей для успешного продвижения наверх. Эта система оказалась не в состоянии дать стране в решающий момент своего Ярузельского или своего Пиночета. Вместо трагедии получился фарс. Вся страна и весь мир увидели в перерывах между танцующими лебедями трясущиеся руки вице-презвдента. Это был крах, конец всей системы, так долго служившей каркасом империи.
Горбачев вернулся из Фороса национальным героем, но его дни уже были сочтены. Ельцин тыкал ему в бумаги, чувствуя себя победителем и освободителем Президента. Под нажимом своего вечного оппонента Горбачев объявил о запрещении Коммунистической партии Советского Союза. А еще через несколько дней была признана независимость Литвы, Латвии и Эстонии.