Он стоял надо мной, как грозный, угрюмый призрак, и что-то талдычил. Почему-то я сначала подумал, что до револьвера теперь не дотянусь, и лишь потом стал разбирать слова:
– …тебя требует. Говорит, ты вызвал. А я понять не могу, что им нужно?
Я уже продрал слегка глаза и сел в кровати.
– Кто?
– Ну, они говорят, что они телефонисты. Приехали по твоему вызову. Я же говорю, требуют тебя.
Я понял. Это были ребята, которых направил к нам Шеф. Но кто же думал, что они появятся в такую рань? Могли бы опоздать хотя бы часов до двенадцати, я бы тогда, может, и выспался.
Слез с кровати, неофициальный обыск дело серьезное, будет лучше, если я похожу с ними по дому, чтобы они не вздумали сачковать и чтобы они не нарушили здешний устав больше необходимого.
Мы спустились к ним минут через десять. И успели как раз к трели, которую принялся рассыпать своим клаксоном Березанский. Он, как ни удивительно для адвоката, считал, что запрещение сигналить в Москве не для него.
Впрочем, сейчас многие так считали. Особенно хороши были те, кто ставил на своих тачках едва ли не корабельные колокола громкого боя как противоугонное средство. С одной стороны, это было понятно, нормально и особых возражений не вызывало. Но с другой – сигнал, бьющий в и без того перенапряженные нервы по полчаса, до полного озверения всех окружающих, независимо от времени суток, возраста и состояния здоровья, – средство довольно подлое. Особенно если не отработано и машина начинает возмущаться каждые пятнадцать минут и реагировать на любого бродячего кота, не говоря уж о человеке.
Итак, Березанскому ворота открыли, но тем, кто попытался проникнуть внутрь следом, преградил дорогу уже я. Впрочем, ненадолго. Старший команды едва заметным жестом сунул мне в руки записку. Я сделал вид, что плотнее запахиваю куртку, и прочитал записку от Шефа.
«Диспетчер наших же контрольных записей оказался дураком, думал, что работает на гэрэушников. Хитрый микрофон в розетке, благодарю за службу, разрабатываем. И как ты услышал?»
М-да, думал, что работает на военную разведку – это он, конечно, для отмазки придумал. Но, в общем, могло и сработать, соперничество спецслужб – дело обычное, так что даже до суда вряд ли дойдет. Просто выгонят, или не просто, но без большого треска. Ведь то, что из-за этого остолопа у меня могла голова слететь – моя проблема, и ничья больше.
Что касается полускрытого обещания провести расследование, я был уверен, оно ничего не даст: уйти от чрезмерно любопытного исполнителя по поводу закупок чьих-то разговоров – плевое дело. Да и сам прослушивальщик был заинтересован в том, чтобы поменьше знать, это всем известно. Теперь его хоть на полиграф сажай, хоть на раскаленную печь – ничего он не выложит.