– Просто ветер был! – сама на себя сердясь за то, что оправдывается, сказала Надя. – Он просто меня обнял, потому что я от ветра замерзла.
– Ну, что ж теперь говорить, – вздохнула мама. – Но ведь и хуже того! Отца уже в горком партии приглашали, предупреждали. Разве хорошо? Я думала, он уехал, и все. А он же, я вижу, письма тебе пишет, ты ему тоже… И что он там пишет, Надя, откуда мы знаем! – В мамином голосе наконец прорвалось отчаяние, которое она, видно, долго скрывала. – Мало ли что он может писать, каким это боком выйдет? Ты ж школу кончаешь, в институт поступать надо, а вдруг неприятности будут, поломаешь себе жизнь… Вам ведь, молодым, все кажется просто, а мы какие пережили времена – не дай Бог никому! Сколько людей погибло ни за что, как только отец жив остался! Помню, Софья Львовна была, детский доктор, какая хорошая была женщина, а специалист какой! Получила в сорок седьмом письмо от сестры, из Бельгии, что ли, та после войны в Бельгии оказалась… И пожалуйста, взяли всю семью.
– Мама, – перебила Надя, – но ведь то когда было! Теперь же никого не сажают, зачем же говорить!
– Не сажа-ают… – грустно протянула Полина Герасимовна. – Сегодня не сажают, а завтра, смотришь… Да хоть и не сажают, а вот не поступишь ни в Киеве, ни в наш Политех, что тогда делать? И концов ведь не найдем – что, почему…
Тут Надя наконец рассердилась не на шутку! Какая-то неведомая Софья Львовна, еще Политех зачем-то приплели, с чего это они взяли? Все, что было у нее с Адамом, не подлежало этим пошлым обстоятельствам, этой обыденной житейской логике. Да запах маттиолы был в их отношениях важнее, чем мнение какого-то там горкома партии!
Но тут же она поняла, что об этом сказать маме невозможно. Просто потому, что об этом никому нельзя рассказать.
– Но он же из социалистической страны, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Польша же социалистическая страна, это же не Бельгия!
– Ну и что? – не согласилась Полина Герасимовна. – Хоть и социалистическая. Вон, Галя каждый раз, как Витька с ним приезжает, в магазине у себя к парторгу ходит, заявление пишет: принимаю, мол, иностранца, так ставлю, мол, в известность. Это чтоб на три дня он к товарищу приехал! А если что посерьезнее? Ты о будущем своем подумала?
Отчаяние в мамином голосе сменилось суровыми нотками, и, расслышав их, Надя сразу переменила тон.
– Подумала, – сердито и решительно сказала она. – И ни в какой Политех я не собираюсь, можете не волноваться. Я художницей хочу быть и поступать буду в Москве, в Строгановское училище, вот куда!