«Это у нее исторический атавизм, – подумала Вера. – От русской бабушки. Пройдет!»
Пока они вместе распаковывали микроволновку и обогреватель, Алиса успела сообщить, что у нее была русская бабушка, то есть вообще-то она была еврейка, ее звали Эстер Левертова, но она родилась в России и прожила в Москве до двадцати с чем-то лет.
Вообще-то с ней легко было разговаривать, с этой Алисой Давенпорт. Может, в самом деле из-за московского происхождения ее бабушки. Когда она прямо смотрела Вере в глаза этими своими необыкновенными глазами, с ней говорилось как-то само собою, притом о таких вещах, о которых и с близким человеком не сразу разговоришься. Вера даже почему-то рассказала ей о папе. То есть, если подумать, вовсе и не почему-то: эта Алиса каким-то неведомым образом догадалась, на кого похож Тим, и слушала про его деда так внимательно, как будто это имело решающее значение для ее жизни. Странная девушка, непонятная!
И вот теперь, всего неделю спустя, сын сообщает, что уезжает с этой непонятной девушкой в Америку. И не в гости едет, а собирается жить на техасском ранчо, которое досталось Алисе по наследству от американского деда и его жены, той самой, московского происхождения бабушки. И мало что жить собирается – уже прикидывает, сколько там можно будет развести коней! И вид у него при этом такой отрешенный, что сразу понятно: всего его занимают сейчас только эти дурацкие кони, а совсем не мамина печаль.
Впрочем, в том, что значит его отрешенный вид, Вера как раз ошиблась.
– Да. Алиса работает на Бродвее, – сказал Тим. – И поэтому не может жить в Техасе. Хотя она родилась на этом ранчо, все детство там провела и очень его любит. Она ведь его потому и не продала – в аренду сдавала.
– Тогда я совсем ничего не понимаю! – воскликнула Вера. – Она тебя что, зовет в Америку, потому что ей арендатор на ранчо нужен?
– Знаешь, мам… – Тим улыбнулся странной улыбкой – смущенной, изумленной, почти детской. Вера никогда у него такой улыбки не видела. – Знаешь, мне кажется, она меня зовет только потому, что любит. И больше нипочему.
– Сомнительная причина! – фыркнула Вера.
– Для нее, насколько я понял, несомненная. Ей, кстати, когда-то бабушка сказала, что это единственная причина, которая достаточна для любого поступка. Во всех остальных случаях надо подумать, а в этом – не надо. А она же в бабушку пошла, – улыбнулся Тим.
– Ну, и ты в дедушку пошел. – Вера не выдержала и тоже улыбнулась. И тут же по ее лицу пробежала печальная тень. – Не знаю, Тимка. Может, ты и прав. Будешь жить на вершине голой, писать простые сонеты и брать от людей из дола хлеб, вино и котлеты. Об этом же ты мечтал?