– Что интересно? – засмеялась она. – Мои мысли?
– Нет… То есть да, мысли, конечно, тоже… Но интересно, что я эту чашку видел сто раз. И даже пил из нее. Тоже с детства.
– Эту? – удивилась Алиса. – Такого не может быть. Мне подарила ее бабушка, а она никогда не приезжала в Россию. И я приехала в первый раз. Ты не мог пить из этой чашки в детстве.
– Ну, наверное, не из этой. – Его чудесные глаза горели жизнью. – Но из такой же, это точно! Я даже знаю, что на ней написано. «Ни место дальностью, ни время долготою не разлучит, любовь моя, с тобою». Ты что, Алис! – воскликнул он. – Да я по этим словам в пять лет понял, что такое стихи! Да они, может, всю мою жизнь определили… Черт знает что!
– Думаешь, черт? – задумчиво проговорила Алиса.
– Может, и наоборот, – улыбнулся Тим. – Теперь уж никто не подскажет. Она же совсем старая, чашка эта. Что она, откуда, никто уже не знает. Ну, давай ее сюда. Буду твои мысли подслушивать.
Огромные плоты медленно шли вниз по Влтаве. Плотогоны, сплавлявшие корабельный лес, загорелые и полуголые, стояли на своих плотах так же надежно и прекрасно, как стоял над рекою Пражский рыцарь. Гулко шумели близкие пороги, и из-за этого шума не было слышно, что кричат веселые плотогоны. Один из них увидел женскую фигурку на холме и помахал рукою. Фигурка помахала в ответ.
Эстер показалось, что плотогон улыбнулся ей после этого. Хотя вряд ли можно было на таком расстоянии разглядеть улыбку на его далеком лице. Она перевела взгляд на лицо Пражского рыцаря. Оно тоже было почти неразличимо издалека, но трепетность позы этого стройного юноши в доспехах, с поднятым мечом и щитом у ног сообщалась его лицу, и выражение лица поэтому казалось трепетным тоже.
Теперь, весною, та волшебная вуаль, которая всегда, будто патина, была накинута на Злату Прагу, казалась не золотистой, а зеленой. От вида этой молодой весенней зелени, растворенной в воздухе, и трепетного рыцаря над Карловым мостом, и сверкающей Влтавы, и веселых плотогонов легче становилось на душе.
Эстер села на скамейку под древней башней. У нее за спиной в стену башни были вделаны часы. Она вспомнила, как сидела здесь однажды ночью одна, и вдруг перед ее глазами возник в небе сияющий циферблат. Стрелки, светящиеся холодным звездным светом, показывали без трех минут полночь. Но никаких часов, да еще со светящимися звездными стрелками, не могло быть перед нею в небе! Она вздрогнула и оглянулась. Конечно, часы были там, где им и положено, – на башне. Но показывали они именно то время, которое показывали на темном небосводе, – без трех минут полночь…