Сигареты были приклеены к столу вертикальной неровной дорожкой и покрыты лаком, чтобы не раскатились по гладкой дубовой поверхности и не раскрошились от прикосновений любопытных посетителей. На каждой сигарете была написана строчка стихов, и все вместе эти строчки-сигареты складывались в поэму.
– «Экран и насекомое, бегущее по пляжу, стреляют в голову мою», – прочитала Алиса. – Это что-нибудь означает?
– Скорее всего, нечто концептуальное, – пожал плечами Полиевкт.
– То есть ничего, – кивнула Алиса.
– Я думал, в вашем возрасте и при вашей профессии концептуализм вызывает больше почтения, – засмеялся он. – Ну да Америка невербальная страна. И ваша профессия невербальна. Что вам до стихов?
– До этих – ничего, – усмехнулась Алиса.
Разговор о поэзии происходил, можно сказать, в естественных условиях – в маленьком кафе на Петровке, которое занимало две комнатки круглосуточного книжного магазина. Стеллажи магазина и барная стойка кафе были сделаны из выкрашенных белой краской водочных ящиков, а светильники под низким потолком – из собранных в грозди винных бутылок. Все это смотрелось так же стильно, как приклеенные к столу сигареты, и так же, как в концептуальных сигаретах, во всем этом сквозила чуть большая претензия, чем следовало бы для предположения, будто за всем этим стоит искусство.
– До этих ничего, а до других, значит, что-то? – заинтересовался Полиевкт. – Вы любите поэзию, Алиса?
– Не знаю. В детстве действительно любила, потому что ее любила бабушка. Русскую поэзию, – уточнила она. – Но во взрослом возрасте я и русский язык почти забыла, не то что русские стихи. Поэтому не могу сказать, люблю ли их сейчас.
– Во всяком случае, по-русски вы сейчас говорите блестяще, – заметил Полиевкт. – Лексика, интонации – просто безупречно!
– Я ведь целый год в Москве.
Алисе нравилась необязательность их разговора, и даже чрезмерная концептуальность кафе казалась поэтому вполне приемлемой.
За три месяца, прошедшие после закрытия «Главной улицы», Алиса вообще не занималась ничем обязательным, и это нравилось ей так, что уже начинало вызывать опасения. Общение с Полиевктом, которое стало почти ежедневным, было именно из этого ряда – легких необязательностей.
Когда был дан последний спектакль, все неустойки выплачены, все документы выправлены и все американские актеры улетели домой, Алиса вдруг почувствовала себя так, как чувствовала лишь однажды в детстве.