– А это уже голландское изобретение, – показывая на жаровню, сказал Полиевкт. – Я его в Амстердаме и приобрел, когда был в командировке.
– Вы много ездите, – заметила Алиса, садясь за стол.
– Ну, экономику везде изучают, – пожал плечами он. – У нас университетский обмен с пятнадцатью странами.
Алисе все же казалось немного странным, что университетский профессор, пусть и в такой актуальной области, как экономика, живет в загородном доме, который, будь он построен в пятнадцати минутах езды не от Москвы, а от Нью-Йорка, стоил бы несколько миллионов. Но, в конце концов, что ей за дело до доходов русских профессоров и до их недвижимости?
Окинув взглядом стол, Алиса поняла, что не сможет попробовать и половины расставленных на нем блюд.
– Я столько никогда в жизни не съем, Пол! – сказала она почти с ужасом.
Полиевкт засмеялся.
– Я что, произвожу впечатление рачительного хозяина, который требует, чтобы его гости вылизывали корочкой тарелки? Вы попробуете то, что захотите. Вот этот салат, например. Кстати, во всем мире его называют русским, и без всяких на то оснований. Вообще-то он называется «Оливье» и имеет французское происхождение. Ну вот, попробуйте его. И индейку, разумеется, тоже. Или можете есть только овощи и фрукты. Ведь вы наверняка на диете?
В отличие от абсолютного большинства актрис, Алисе сидеть на диете как раз таки не приходилось. Она обладала счастливым свойством, которое вызывало жгучую зависть коллег: не поправлялась ни от какой пищи и любую могла поглощать в любых количествах. Наверное, это было какое-то генетическое свойство, передающееся по женской линии: мама тоже не поправлялась ни от чего, и бабушка до старости сохранила девичью фигуру.
– Я попробую все, – сказала Алиса. – С моей фигурой ничего не случится.
– С таким решительным видом, я думаю, Наполеон принимал решение о Египетском походе, – улыбнулся Полиевкт. – Вы бываете трогательны, Алиса. Трогательная юная женщина…
Собственные двадцать пять лет не казались Алисе юностью. Но возражать она не стала. Что-то насторожило ее в Полиевктовой интонации, но что именно, понять она не успела…
«Я уже три месяца скольжу по самой поверхности жизни, – подумала она. – Скольжу, ни во что не углубляюсь, и мне хорошо. Почему я вдруг должна разбираться в каких-то неочевидных нюансах чужой речи?»
К тому же это была речь человека, который не вызывал у нее никаких эмоций, кроме разве что легкого любопытства.
Этот человек наливал в Алисин бокал красное вино, клал на ее тарелку то русский салат, то индейку, то какое-то особенное мясо, которое коптилось по секретному рецепту в тверской деревне, он развлекал ее непринужденной беседой и время от времени менял в огромном музыкальном центре диски с отличной музыкой… Все это было приятно и не вызывало вопросов.