– На работе поди! – выступила в защиту Лёни Зинаида.
– Как бы не так! От него «Красной Москвой» за версту несёт! – И младшая сестра безутешно заревела. Моментально ей составила компанию Гаврилова, Света завыла, Ирина Карловна, вспомнив пережитое, тоже захлюпала... Даже Галина Тимофеевна зашмыгала носом и, утирая глаза батистовым платком, прошептала:
– Ах! Девочки, если б вы знали, как я от всего устала!
И девочки, словно по команде, поднялись с мест и удалились в тесную кухню, недавно выкрашенную заботливой хозяйкой белой масляной краской, точно в больничной палате, – поплакать от души, чтоб никто не мешал.
– Ты-то от чего устала? – спросила Зинаида золовку-изменщицу.
– А думаешь, так легко с твоим братом жить? Чуть что, так у него истерика – мол, почему не я с Рейхстага знамя сорвал? И песню эту, одну и ту же, вечно одну и ту же... – Галина Тимофеевна не договорила и заревела пуще прежнего.
– Мой Дергач меня не люблит! А я снова от него беременная! Хоть вешайся! – плакала пьяными слезами Катерина – похитительница единственного рабочего костюма сестры.
– Сколько же я горя-то хлебнула, пока Павлуша по лагерям... – залилась Ирина Карловна от жалости к самой себе.
– А вы все думаете, что я по Гаврилову не скучаю? – вдруг выдала Зинаида, и тело её заколыхалось от рыданий. – Мы с ним, между прочим, одиннадцать годков бок о бок, нос к носу, душа в душу прожили! А что я одна? Ноль без палочки! Женщине завсегда мужчина нужон, иначе она уже никакая и не женщина, а не пойми кто!
– А если и правда война! Генечку-то и убить на фронте могут! – тихо вздрагивая, стенала Светлана.
– Чо это вы тут делаете? Вы ж всех нас в своих слезах утопите! – Василий смотрел на женщин с удивлением. – Да ничего с нашим Генькой не случится – отслужит, как все, и вернётся, женится, детей нарожает! Зин, успокойся!
– Нет, Вася! Тяжело как-то у меня на сердце! Ой, тяжело! – проговорила Зинаида. Но непонятно, почему тяжело было у неё на сердце – из-за проводов сына в армию или от тоски по Гаврилову?
А может, всё-таки действительно материнское сердце способно предвидеть и предугадывать удары судьбы, что в скором времени обрушатся на дитя? Вполне возможно, Зинаида Матвеевна, сама того не ведая, предчувствовала, что ничего хорошего её сыночка в армии не ждёт?
Как ни странно, Геня оказался таким же неудачником, как его дядя – Павел Матвеевич, в меньшей степени, конечно, но всё же. Вместо двух лет в стройбате он отслужил три года, как в морфлоте. И что ему в голову стукнуло взять и дезертировать после десяти месяцев службы? Многим юношам не нравится военная муштра, строгий режим и скудная еда, но далеко не все отваживаются на такой решительный шаг. Может, на Кошелева повлияло трепетное письмо Светика, что он получил в начале зимы, в котором девица, не стесняясь и не скупясь в словах, жарко признавалась ему в любви: