— Вот! — вскричал он, увидав в руках у малорослого Мазка исписанный лист. — Сейчас сами увидите! Все идут ко мне! Все боятся связываться! Постойте, дежурный, не уходите! Сейчас оформим ходатайство о возбуждении уголовного дела — и сразу несите его прокурору! Он меня знает, поддержит! Что это?! — грозно воззрился подполковник на дежурного, млея от собственной строгости. — Почему печать не на том месте? Ни одного документа в этом отделе дознания не умеют грамотно оформить!
— Это не печать... — потупился Мазок. — Это я пальцем тут приложился немного... Мы с ребятами селедку ели...
Девица хихикнула и, пока Шишкобабов спешно заполнял бланк ходатайства, отщелкала на подаренный папой “кодак” смущенного Мазка, жалобу гражданина Пендюрина и нависшего над ней подполковника. Вырисовывался образ, позарез необходимый читателю, утомленному потоком чернухи из жизни ментов.
Мазок потер пятерню о засаленную полу бушлата, взялся двумя пальцами за чистый угол бумаги, сколотые скрепкой, и, вздыхая, понес их в следующий по Красной улице домик, где помещался прокурор. Там он оставил испачканные бумаги секретарше, а сам, скребя пятерней затылок, побрел на рынок к приятелям-сержантам, потому что, несмотря на сонный и несколько придурковатый вид, весьма хорошо понимал, что к чему, и глубоко впитал дух корпоративной этики. Опять же, кормился весь дежурный наряд РОВД с рынка, и сегодняшняя жирная атлантическая селедка пряного посола была именно рыночного улова.
Уже через час трое сержантов навестили офис гражданина Пендюрина, где попытались постучать дубинками по изящному дорогому столу, и не только по нему. Но попытка их была грубо прервана случайно оказавшимся в соседней комнате Снегирем, причем видимых повреждений сержанты не получили, но внутренние органы милицейских тел еще долго напоминали о своем плачевном состоянии болезненным кровоотделением при мочеиспускании. Снегирь дружил семьями с Димой Арцеуловым — и расправился с виновниками его ранения без лишней показухи, хирургически безупречно и безжалостно.
Ночью подполковника Шишкобабова вдруг прошиб холодный пот от осознания содеянного. Содрогнувшись под одеялом, он вспоминал змеиный взгляд заместителя начальника, его геббельсовскую улыбочку и злые, нервные, покусанные губы. Промучившись добрых полтора часа без сна, новоявленный борец с коррупцией успокоил себя тем, что, во-первых, этим делом должна заниматься служба безопасности МВД, а никак не ОБЭП, а во-вторых, что прокурор — стреляный воробей и никогда не подпишет его дурацкое ходатайство. Решив с утра зайти к прокурору, объяснить случившийся казус невнимательностью, переутомлением, и подарить старой крысе за молчание набор своих любимых японских блесен, на которые прокурор давно зарился, Шишкобабов успокоился и уснул.