и
конфект, не говоря уж о шампанском? Фигушки, как изящно выражается Оленька Серебрякова…»
– Прошу вас, садитесь, Ирина Владимировна, – сказал Бестужев, целуя ей руку. – Я так рад, что вы пришли…
– Хотите, открою маленький секрет? Я теряюсь перед дерзкими, уверенными в себе мужчинами. А люди вашей профессии, ротмистр, меня откровенно завораживают – этот восхитительный аромат тайны, коим вы окутаны… Ни на что так не падки женщины, как на тайны…
Ее грудь вздымалась чуточку чаще, чем следовало бы для нормального дыхания, то, что открывало взору модное декольте, выглядело весьма соблазнительно. Ага, вот и умелый пленительный взгляд из-под полуопущенных длинных ресниц, многозначительный такой… Бери и укладывай в постель, никакого отпора, за тем и пришла…
– Вы меня заинтриговали столь неожиданным приглашением, ротмистр, – призналась она томным, грудным голосом. – Встречаться в отеле – это несколько неприличное безумство, но я уверена, что блестящий петербургский офицер сумеет сохранить все в тайне…
«Интересно, мадам, на скольких постелях в этом самом отеле вы уже совершали неприличные безумства?» – так и вертелся у него на языке вопрос. Но вслух он, разумеется, сказал совсем другое:
– Вы, право же, чрезмерно мне льстите, Ирина Владимировна. Я, увы, рядовой служака не самого престижного ныне ведомства…
– Не прибедняйтесь, Алексей! – она кокетливо погрозила пальчиком. – Все знают, что вы – посланец и фаворит всемогущего Герасимова, наделены немаленькой властью… Вы согласитесь выслушать бедную челобитчицу?
– Да, разумеется, – кивнул Бестужев, констатировав, что дамочка умеет брать быка за рога.
– От ваших слов и ваших отчетов наверняка будет зависеть многое. И не спорьте, я искушена в бюрократических тонкостях более, чем вам представляется. На дворе – двадцатое столетие, Алексей, слабые женщины понемногу эмансипируются, начинают разбираться в сложных мужских делах… – Она слегка наклонилась к нему, выставив на обозрение декольте, доверительно понизила голос: – Милейший ротмистр, я форменным образом умираю здесь от смертной тоски. Скоро превращусь в скелет…
– Полноте, Ирина Владимировна, – улыбнулся Бестужев. – Вы, право, восхитительны, я бы рискнул сказать, божественны… – и, чтобы поторопить дальнейшие события, окинул ее недвусмысленным, открытым мужским взглядом.
Рыбка заглотнула наживку. Дама промурлыкала еще интимнее:
– Алексей, я и в самом деле чувствую, что гибну. Эта дыра… Скоро будут прожиты лучшие годы… Меж тем очень многое зависит от вас. Вы, безусловно, в состоянии отразить в вашем отчете деятельность мужа таким образом, так замолвить словечко, что перевод его в Петербург станет реальностью… И не спорьте, вы в состоянии… Господи, как хочется в Петербург! – вздохнула она искренне. – Викентий трудолюбив и не лишен способностей, он может сделать хорошую карьеру… и служить надежной опорой тому благодетелю, кто продвинет его из этой глуши. Вовсе не обязательно по судебному ведомству, возможно ведь и перевестись гражданским чиновником в охранное отделение или Департамент полиции… Вы ведь в состоянии это устроить при необходимости, признайтесь?