Жесткий воротник парадного мундира ощутимо сдавливал шею, но Бестужев вынужден был сохранять неподвижное положение статуи, сидя напротив углубившегося в бумаги председателя Совета министров. Он лишь подумал с грустной иронией, что еще две недели назад воротник был впору. Несмотря на все треволнения шантарской эпопеи, приходилось признать, что он ухитрился раздобреть на обильных сибирских харчах. Потому и воротник стал немного тесен, как ни старайся незаметно вытягивать шею…
Впрочем, сейчас высокий сановник, к которому Бестужева неожиданно вызвали, предстал в ипостаси не премьер-министра, а министра внутренних дел – на нем был соответствующий мундир, и принял он Бестужева в здании на Фонтанке…
Стол министра, как ему и полагается, был необъятен, чересчур уж вопиющей бестактностью было бы присматриваться к бумагам на нем – и потому Бестужев не мог определить, который именно вариант ларионовского отчета лежит перед могучим, широкоплечим человеком с лысой головой и великолепными усами. Странно, но он не испытывал ни страха, ни волнения – после пережитого в Сибири прежние заботы казались смешными и неуместными. Какая это была ерунда – кресло, чин, карьера…
Столыпин поднял на него пронзительные глаза. Бестужев еще более выпрямился в кресле.
– Должен констатировать, что вы справились неплохо, – сказал министр. – Весьма даже неплохо.
– Ваше высокопревосходительство…
– Можете обращаться ко мне «Петр Аркадьевич». Это ровно вдвое короче титулования. Экономия получается довольно значительная, все просчитано…
Бестужев невольно вспомнил, что премьер закончил физико-математический факультет Петербургского университета. Что ж, логично…
– Ларионов дал высокую оценку вам и этому приставу… Моргуле?
– Мигуле, Петр Аркадьевич. Пристав и в самом деле оказал огромную помощь…
– Ну что же, – сказал министр. – По труду – и честь… Обстоятельства дела требовали немедленного доклада на высочайшее имя, и я уже теперь могу поздравить вас четверых с Владимирскими звездами. Его величество изволил собственноручно начертать на докладе: «Молодцы служаки! Звезды Владимира всем четырем!» Именно так, с двумя восклицательными знаками.
Бестужев почтительно склонил голову, как и следовало при упоминании государя императора в таком аспекте. Воротник вновь врезался в шею, на сей раз значительно больнее.
Значит, вот так… Ларионов предпочел пустить в ход первый вариант отчета, не компрометирующий Бестужева, а, наоборот, чрезвычайно для него лестный. Неким моментальным озарением Бестужев догадывался, что это сделано опять-таки с циничным, коварным расчетом. Пожалуй, этот вариант даже более эффективен для целей полковника. Человек обиженный, оболганный, несправедливо обвиненный может-таки найти в конце концов того, кто согласится выслушать его историю и поверит ему, а не клеветнику. Всякое в жизни случается. Обиженный, наконец, самим фактом своего существования представляет угрозу.