Пожав плечами, она скомкала листок, бросила под ноги и пошла дальше, к зданию управления. Пышность пышностью, но вряд ли кто-то поднял бы в воздух боевые вертолеты, час полета которых обходился в жуткую сумму, чтобы только разбросать над городом праздничное конфетти, цветные никчемушки. У Глаголева свои заморочки и многоходовые комбинации, он начал работать… С вялым любопытством она вспомнила, что многое так и не сумела разгадать: скажем, кто все-таки убил Маргариту Монро? Что там было на уме у Волховича – с самого начала он работал на Глаголева? Искренне верил до какого-то момента, что и впрямь получит генеральские звезды от Вольной Сибири?
С самого начала оставлял себе лазейку, работая на обе стороны?
Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Главное, она твердо верила, что не могла ошибиться, что рассчитала все правильно, а все остальное было – пустяки и лирика…
Она вошла в просторный, тихий вестибюль. Ребята в дежурной части красовались в выходной форме – как и ее верный сподвижник, он же незадачливый любовник, ля кадет Теодор. Федя, при начищенной достопамятной медали, врученной за прошлогодние подвиги под чутким руководством Даши, нервно маялся в углу, при виде своей рыжей мечты просиял самым откровенным образом. Поневоле приятно, когда на тебя пялятся обожающе…
– Фуражку сдвинь правее, – сказала она, подойдя вплотную. – Как гласят правила, центр кокарды должен находиться над переносицей, а у тебя он где? И соберись, друг Теодор, начинаем работать…
Подошла к запертой изнутри двери, на ходу помахав рукой. На нее недоумевающе воззрились, Лаевский торопливо кинулся открывать, отступил, давая дорогу:
– Ты откуда? Говорили же, тебя на неделю в Куруман послали с группой…
– Болтают… – сказала она, не входя внутрь, тихо спросила: – Галахову был какой-нибудь пакет?
– Только что, ясновидящая, – сказал Лаевский весело. – Целый пакетище. Припер какой-то офицерик, сам и отнес… Ты что, тоже дежуришь?
– Как все, – сказала она, захлопнула дверь и махнула Феде.
Коридоры были пустыми, стояла тишина – всех, кого только можно было, наладили охранять общественный порядок. Даше нестерпимо захотелось вдумчиво исследовать свою одежду – она знала Глаголева, чертов викинг наверняка распорядился налепить ей на куртку крохотные микрофончики, манера у человека такая, привычки устоявшиеся… Только времени нет – ну и плевать, обойдется…
В тупичке-предбаннике у кабинета Галахова стол секретарши был пуст – полковник, надо полагать, дал выходной химической блондинке Елизавете Сергеевне, с которой у Даши была давняя и взаимная неприязнь. Зато у двери расположился незнакомый капитан в полевой форме военного образца с милицейским шевроном, и на коленях у него красовался матово-черный «Кипарис». Судя по столь мизерным мерам предосторожности, Галахов оказался все же из категории придурков – в своем роде, господа, в своем роде…