– Почему вы решили, что у нас – труп? Может, мы попросту взяли карманника с чужим бумажником, где в числе прочего эту карточку и нашли?
– Ну, не держите меня за дите, – сказал Данил. – Приехали бы вы поутру из-за паршивого ширмача, автоматами сверкая…
– Хорошо. Там труп. И все же вы что-то слишком спокойно это приняли…
Данил пожал плечами:
– Хотите верьте, хотите нет, но жизнь нынче настолько сучья, что я решительно ничему не удивляюсь, отвык начисто. Ну, едем?
Он прошел в комнату, тихонько взял с кресла костюм и оделся. Приладил на пояс кобуру с ПСМ, сунул рацию в «рабочую» сумку и направился к двери.
У подъезда рядом с его белым «гольфом» стоял штатский на вид «рафик» – стекла, правда, тонированны, так что лбов с автоматами и не видно. А водитель в цивильном, конспиратор хренов.
– Ваша, конечно? – кивнул Клебанов в сторону «Фольксвагена».
– Каюсь.
– Так и оставляете? Не боитесь, что угонят? Ну да…
– Да ну, к чему такие намеки, – сказал Данил задумчиво. – Просто сигнализация там хорошая и с парочкой юморных моментов, так что было бы даже интересно… Хотите проехаться в буржуйской машине?
Он думал, что принципиальный мальчиш откажется, но тот неожиданно сговорчиво занял место рядом с Данилом. К чему бы это? Ну, посмотрим потом…
…В морге витал неопределенный, но поганый запах – пахнет непонятно чем, однако подсознание с ходу связывает это с разложением, смертью, концом… Данил, шагая следом за Клебановым по пустому коридору, где шаги отдавались неприятным чавкающим эхом, впервые задал себе немаловажный вопрос: «А почему РУОП, собственно?»
В самом деле, отчего не уголовный розыск? С чего бы это РУОП подвязываться к обыкновенному убийству? Значит, не обыкновенное… Мать их так, кто влип и во что?
– Вскрытия еще не было, конечно? – спросил он негромко.
– Не было, – сказал Клебанов, не оборачиваясь. – Не настолько уж мы цивилизовались, в самом-то деле… Не в Чикаго. Хотя вашими трудами тут скоро Чикаго и будет…
Данил промолчал. От вышедшего к ним крепкого мужика в грязноватом халате явственно попахивало водочкой, конечно – работа такая, тут поневоле начнешь… Мужик откинул засов, и с визгом распахнулась широкая железная дверь. Запах сразу стал сильнее, душно-сладковатым.
И правда, мы не в Чикаго, где каждому усопшему полагается отдельная ячейка, откуда его выдвигают примороженного должным образом… Здесь все было совершенно по-советски, как в магазине или в автобусе, битком… Комната пять на шесть, стеллажи по стенам, а на стеллажах – бледно-восковые трупы друг на друге, в три этажа, как минтай в ящике, право слово. И от этого последнего, посмертного унижения они даже не выглядели бывшими людьми – нелепые куклы, манекены в подсобке. У того, что лежал ближе всех, сверху, от паха до глотки, бугрился толстый шов в палец высотой, небрежно зашитый большими стежками.