– Кирилл Степанович! Неужели вы способны ударить даму? Вы же советский офицер, в партии наверняка состояли, слушали лекции о моральном облике строителя коммунизма, книжки правильные читали...
– Дама?! – с неподдельным энтузиазмом возопил Мазур, старательно, демонстративно оглядываясь. – Где?! Что-то вы путаете, я ее не вижу, дама, наверное, еще до меня ушла... Ну, дражайшая, ручки сложите в правильную позицию. Пока я не вспомнил иные ваши пакости и не обиделся всерьез...
– Глупо, – вздохнула Надежда Петровна, но рученьки послушно вытянула. – Чего вы этим добьетесь?
– А вы полагаете, что в моем положении ничегошеньки нельзя добиться? – спросил Мазур весело, с треском разматывая ленту и добротно ее накладывая, словно паук, приловивший упитанную добычу. – Наоборот, довольно многого... Не беспокоит?
– Подите вы...
– А еще дамой себя самозванно именуете, – грустно сказал Мазур, наложил очередной виток и для надежности добавил еще парочку. – У меня такое впечатление, что вы, дражайшая, не просто используетесь в качестве разовых заданий, а сами во времена, ставшие теперь почти былинными, украшали своей персоною бывшее здание страхового общества «Россия»... Не правда ли? От вас не только дорогими духами веет, но еще и ароматом к о н т о р ы...
– Не ваше дело.
– Ну, в таком случае, аккуратненько держите язычок за зубами, чтобы ненароком не прикусить...
– Вы что, хотите...
– У нас демократия, – сказал Мазур, отрезав достаточно длинный кусок ленты и нацеливаясь им на ротовое отверстие мнимой консьержки. – И политкорректность. Женщины не должны пользоваться никакими привилегиями по признаку пола, это вам любой американец скажет. Так что не дергайтесь, убедительно вас прошу...
Заклеил ей рот, выпрямился, обозрел дело рук своих. Все обстояло прекрасно, выражаясь суконным языком голливудских боевиков, ситуацию он полностью контролировал. Трое крепких молодых людей, уже очухавшиеся, возможности говорить были лишены напрочь, но старательно делали дикие гримасы, грозно вращали глазами – несомненно, хотели рассказать, что они, в свою очередь, сделали бы с Мазуром, попадись он им пьяный да связанный. Очень выразительные были у них лица, проникнутые неподдельным чувством.
Мазур вышел в коридор. Там стояла тишина. По всему офису стояла благостная тишина, никак не похоже было, что на подмогу мчится крутое подкрепление.
Войдя в приемную, Мазур ласково погладил по голове юную секретаршу, взиравшую на него с неподдельным ужасом, – единственное здешнее создание, которого жалко, ну, да что тут поделаешь – и обнадежил: