«Нет уж, спасибочки,– подумал Мазур.– Наслышаны. Про колдунов, которым непременно нужно уцапать кого-нибудь за руку в преддверии смерти – чтобы передать умение. А потом к „счастливчику“ заявится шайка мохнатых и рогатых и объявит, что отныне он с ними повязан не только на всю оставшуюся жизнь, но и... Черт, да что мне такое в голову лезет? Я что, всерьез?»
– Нет, спасибо,– сказал он решительно.– Это не по мне.
– Как знаешь...– старик разразился перхающим смешком.– И все же старому черному человеку интересно было бы тебя кое-чему научить.
– Например?
– Сложностям жизни. Для молодых жизнь всегда слишком проста, неважно, живут они в деревне на острове или в огромном городе белого человека...
– Ну, это, откровенно говоря, не обо мне,– сказал Мазур, уже чуточку захмелевший,– за разговором они ухитрились осушить бидончик до дна.—Я и так знаю, что жизнь штука сложная, уж поверь.
– Все равно,– ухмыльнулся старик, отчего морщины на его лице сложились в диковинные узоры.– Чем больше новых сложностей – тем серьезнее начинаешь относиться к жизни...
Он вновь оглушительно заорал, и толстенная черная тетка приволокла новый бидончик, полный, сохраняя на лице прямо-таки интернациональное выражение – молчаливое неодобрение законной супруги, вынужденной наблюдать, как муженек квасит со встречным и поперечным. Плюхнула посудину на пол между ними так, что взлетело облачко пыли.
– Возьмем женщин,– продолжал старик, наполняя кружки.– Ты уже успел сообразить, что с ними много сложностей, но вот далеко не все сложности знаешь...
– Ты о чем? – поинтересовался Мазур.
– О жизни,– уклончиво ответил старик.– И о женщинах...
Что-то странное и непонятное с ним происходило – он то уплывал под потолок, то опускался вниз, как воздушный шарик. И хижина вела себя странно – предметы на глазах теряли четкость очертаний, расплывались, колыхались, кружились...
Мазур сделал слабую попытку встать с чурбака – и окружающее так сорвалось со своих привычных мест, сплетаясь в размытые полосы, кренясь и кружась, что это поневоле вызвало приступ нешуточного ужаса. Что-то ударило в щеку. Тренированное восприятие, продираясь сквозь плотный дурман, подсказывало, что он попросту свалился на пол, где и лежит мордой в пыли и хламе.
Руки, ноги, все тело отказывалось повиноваться. Даже головы не повернуть. Наваливалась душная темнота, пронизанная странными звуками, он уже ничего не видел вокруг, все гасло, таяло...
* * *
...Разлепив веки, он прислушался к своим ощущениям и вынужден был констатировать, что чувствует себя гораздо лучше, нежели после американской химии. Голова оставалась ясной, привкус во рту наличествовал, но напоминал он скорее вкус обыкновенной муки или крупы.