– Лопни мои глаза! – сказал незнакомец, остановившись над Мазуром. – Натуральный хаоле[4], чтоб мне сдохнуть!
Мазур как ни в чем не бывало протянул:
– Есть еще хорошая фразочка: «Лопни мол слезенка».
– Точно, хаоле!
– Ты что, с Гавайев, старина? – лениво поинтересовался Мазур.
– Да нет. Давненько плаваю с Джонни, нахватался... А ты что, тут живешь?
– Угадал, – сказал Мазур равнодушно. – Имеешь что-нибудь против?
– Да ну, с чего? – Он шустро присел на корточки и протянул руку: – Пьер.
– Джим Хокинс, – сказал Мазур по привычке. Маленький жилистый Пьер наморщил лоб:
– Слушай, что-то мне на ум приходит... Джим Хокинс... Где-то я определенно твое имя слышал, так в голове и вертится... Точно, точно... Джим Хокинс... Вот только вспомнить не могу...
«Не исключено, – подумал Мазур, – что в далеком безоблачном детстве этот тип прочитал-таки пару книжек...»
– Ты не ходил боцманом на «Жемчужине»?
– Не приходилось, – осторожно сказал Мазур.
– А с Чокнутым Фреддни не хороводился?
– Первый раз про такого слышу.
– Нет, где-то я определенно про тебя слышал... Джим Хокинс, конечно, не мог не слышать... Так в голове и вертится... Ты не плавал на «Морском коне»? А в Нагасаки не сидел за драчку с мусорами в семьдесят пятом? А Билла Паффина не знаешь? Отчего-то же я твою фамилию помню...
Он тараторил что-то еще, названия кораблей, городов, баров и борделей, незнакомые имена сыпались, как зерно из распоротого мешка. Мазур время от времени отрицательно мотал головой, не испытывая особого беспокойства, – человечишко, очень похоже, был безобидный, трепач, мелкая шестерка. Мазур был уже наслышан о местных тонкостях. Единственный белый в компании ц в е т н ы х, подобных этой, бывает либо агрессивным волчарой, которого молчаливо сторонятся, либо мелкой шестеркой, третьего как-то не дано...
– Ладно, – сказал Мазур. – Утомил ты меня, дружище Пьер. Джим Хокинс – это, так сказать, сценический псевдоним... тебе понятны эти термины?
– Еще бы! – заверил новый знакомый. – Я ведь не только школу закончил – у меня за плечами целых два семестра политехнического в Дижоне... Что ж ты сразу не сказал? Я бы понял. Твое дело, как себя называть, хоть Уинстоном Черчиллем. Если тебе неприятно...
– Да брось, – сказал Мазур. – Тут другое. Мое н а с т о я щ е е имя и фамилию ни одна собака не способна выговорить, только-то и делов. Я, знаешь ли, исландец. Представляешь, где это?
Рано или поздно можно было нарваться на вопросы о национальной принадлежности и точном местоположении далекой родины, – так что следовало заранее озаботиться железной легендой. А она была не просто железной – из закаленной вольфрамовой стали. Слишком дикое совпадение получится, слишком невероятное стечение обстоятельств выйдет, если в этих местах встретятся нос к носу два исландца. Чересчур уж далека страна Исландия, чересчур уж мало в ней народу, чересчур уж редко покидают тамошние уроженцы свою суровую родину, не говоря уж о том, что исландский язык за пределами сего острова знает разве что пара-тройка заросших пылью и паутиной, забытых профессоров, узких специалистов... Железная легенда.