– А я сяду в кабриолет
И уеду куда-нибудь,
Ты проснешься – меня здесь нет…
Он любил и эту песню, но боялся, что отныне она всегда будет ассоциироваться с воспоминаниями об очередном унижении.
«Собственно говоря, никто тебя не унижает, – подумал он. – Им и в голову не приходит, что они тебя унижают, чего же ты воешь на Луну?» Но эти утешительные мысли помогали плохо. Бессильное отвращение к самому себе, смешанное с этим проклятым запахом, проникало под череп, во все поры.
Он не сразу и сообразил, что сзади давно уже стоит тишина. Потом снова забулькало, щелкнула зажигалка, на миг озарив салон трепещущим сиянием.
– Командир! – подал голос вовсе уж рассолодевший сопляк. – Местами поменяться не хочешь?
– Что? – Он не сразу и сообразил.
– К девочке не хочешь, говорю? А то она не кончила, грустит…
– Ой, противный… – послышался деланно застенчивый девичий голосок.
– А что? Должен я заботиться о любимой женщине, чтоб словила оргазм? Греби сюда, шеф, а она потом сравнит… Может, с тобой тусоваться и будет, а, Юльк?
– Ой, противный…
– А домой не пора? – спросил Родион, едва сдерживаясь, чтобы не выкинуть обоих из машины.
– И правда, пора, – озабоченно подала голос Юлька. – Капитан, у тебя носовой платок есть? Подтереть тут…
Родион, пошарив по карманам, сунул назад платок, не оборачиваясь. Сказал:
– Выкинь потом.
И, не дожидаясь ценных указаний, медленно тронул машину.
«Единичка» была ровесницей этой беспутной Юлечки, даже, пожалуй, на несколько месяцев постарше – но все еще тянула, хоть и проржавела насквозь. Починка и уход – это у него, без лишнего хвастовства, неплохо получалось, если повезет, можно проездить еще пару лет…
Оказывается, разгульные малолетние любовнички жили в одном доме. Родион лишний раз убедился, что «женщина» – понятие, от возраста не зависящее. Велев ему остановиться в отдалении от подъезда, соплюшка старательно подмазалась, привела себя в порядок, попросила зажечь свет, полюбовалась на себя в зеркальце:
– Ну как, капитан, насчет невинности?
– Сойдешь, – бросил он неприязненно.
И в самом деле, теперь она выглядела совершенно невинной и благонравной школьницей – в старые времена, повязав алый пионерский галстучек, ее вполне можно было выпускать с букетом цветов на трибуну очередного съезда.
– То-то, – сказала она удовлетворенно, звонко шлепнула по рукам кавалера. – Убери лапы, я уже в образе… Пошли? Только если в подъезде лапать полезешь – коленкой по яйцам врежу, сразу предупреждаю. Что мне, опять красоту наводить? Пока, драйвер!
Они вывалились из машины, пересмеиваясь и похохатывая, пошли к подъезду. Родион, вытащив из бардачка тряпку, распахнув все дверцы, принялся яростно драить заднее сиденье, брезгливо передернувшись всем телом, когда мякотью большого пальца въехал в липкое пятно. Закурил и долго стоял на ветру, чтобы машина проветрилась как следует. Машинально прикинул: двадцать с грузина, десятка с девушки в кожанке, двести пятьдесят от загулявшего сопляка, минус полсотни гаишнику… Совсем неплохо.