– Охолонись, юный друг пограничников… Кому сказал? А вам должно быть стыдно – интеллигентный человек, ай-яй-яй… Такие словечки употребляете…
Доцент изрек еще пару сложносочиненных фраз.
– Это ты зря, – безмятежно сказал верзила. – Пули в лоб ты от меня все равно не дождешься, хитрован. И нечего скулить, мон шер. Уж если садился играть в такие игры, следовало бы знать, что однажды может выпрыгнуть хреновая карта…
– Я и не хнычу, – прохрипел Доцент. – Просто-напросто обидно сознавать, что тебя переиграла тупая сволочь…
Эсэсовец блеснул великолепными зубами:
– Раз переиграла, значит, сволочь не столь уж и тупая? А? Логично? Ладно, в другой раз доспорим, нам еще предстоят душевные беседы… Собирайся, – он поманил пальцем Вадима. – Влезай в свои говнодавы, пойдем побеседуем с герром комендантом. Он уже заждался…
Вот оно. Настал черед. Смешно, но вместо страха Вадим в первую очередь ощутил раздражение – момент казался самым неподходящим. Неудачнее и выбрать нельзя.
Он растерянно оглянулся на свои штаны, вонючей кучкой лежавшие на полу. И думать нечего в них влезать.
– Вот видишь, как все удачно сложилось, – сказал верзила. – После душевной беседы с герром комендантом ты, скотина, мог и в штаны наделать, пришлось бы их сбрасывать. А так – ты уже без порток. Значительная экономия времени и усилий. Хочешь – обувайся, не хочешь – шлепай босиком, мне без разницы.
– Но…
Глаза верзилы сузились, он грозно прошипел:
– Тебе, козел, два раза повторять?! Марш!
Вздохнув, Вадим влез в корявые ботинки, завязал шнурки – желудок, слава богу, успокоился – и направился к двери, одергивая пониже бушлат, чувствуя, как от него воняет.
Глава девятая
Лицом к лицу
Лагерь казался вымершим – ни единой живой души. Козлы с трупом тоже исчезли. На мачте лениво болтался «Веселый Роджер», временами улыбка разворачивалась во всю свою жутковатую ширь.
– Шагай, шагай! – покрикивал второй конвоир. – Пинка б тебе дать, да пачкаться неохота…
Верзила, напротив, и не думал подгонять Вадима, шагал в отдалении, насвистывая и громко мурлыча под нос:
Захожу я в первый русский дом,
там сидит старуха с стариком.
В ноги кинулась старуха,
я ее прикладом в ухо,
старика прикончил сапогом…
Вадиму на миг стало жутковато – именно эту псевдоэсэсовскую песенку они сами в щенячьем возрасте горланили под гитару во дворе, за что однажды получили по шеям от ветерана с большущей орденской колодкой – в те времена ветераны, ясное дело, были покрепче, иные вполне могли надавать по шее наглым акселератам…
Завидев их, по ту сторону ворот запрыгал на короткой привязи кавказец, оглушительно залаял. Из будки тут же выскочил часовой с автоматом, откинул половинку ворот.