Они отошли к деревьям. Поискав глазами Ольгу, Мазур увидел, что она стоит не так уж и далеко, сунув руки в карманы куртки, выпрямившись, неотрывно глядя, как входят в воду аквалангисты – неуклюже переступая, высоко задирая ноги в широких черных ластах, шлепая по мелководью. Поза девушки показалась ему напряженной. Он вопросительно оглянулся на капитана.
– Знаете, – вполголоса сказал Эчеверриа, – мы с сеньоритой Карреас довольно давно работаем вместе. У меня есть и личные причины озаботиться ее судьбой...
– Я знаю, – осторожно сказал Мазур. – Она мне говорила.
– Я тогда был очень молод и очень глуп... а быть может, и нет. Тогда просто невозможно было предсказать, что она станет... Вы знаете, она всерьез намеревается стать первой в Латинской Америке женщиной, которая возглавит секретную службу.
– Не удивлюсь, если это когда-нибудь случится...
– Я тоже. Не беспокойтесь, коммодор. Прошлое... перегорело. И мне сейчас не о чем жалеть. Вовремя понял, что я – не ее половинка. Ей нужен человек, в котором идеально сочетался бы и властелин, и покоренный женщиной мужчина. Это вовсе не столь уж фантастическое, как может кому-то показаться, сочетание. На мой взгляд, оно как раз вам и свойственно. Короче говоря, есть вещи, о которых даже в конце двадцатого века, при всей эмансипации молодая женщина из общества не может говорить с мужчиной. Пришлось на правах д р у г а взять эту миссию на себя. – Он усмехнулся. – Правда, у меня нет красного платка, это у нас обычай...
– Я знаю, – тусклым голосом сказал Мазур. – Всадники на конях с красными лентами в гривах скачут к дому девушки и кричат: «Фуэго!»
– Вот именно. Я готов подойти к ней и сказать: «Фуэго!»
Настал момент, когда недомолвок не осталось, глупо было думать, что он не настанет... Глядя в землю, Мазур вовсе уж севшим голосом произнес:
– Вам нет нужды себя утруждать.
– Вы меня правильно поняли, коммодор?
– Совершенно, – сказал Мазур. – Вы великолепно говорите по-английски, а я прекрасно его понимаю...
– Но я, простите, вас не понимаю. Вы на нее разозлились?
– Нет. Ничуточки. Я не гожусь в мужья блистательной наследнице поместий и плантаций, капитан. Только-то и всего. У меня нет ничего, кроме пригоршни орденов. И квартирки, при одном взгляде на которую ее швейцар – есть же у нее какой-то швейцар? – умрет от смеха.
– Такой ход рассуждений делает вам честь, – сказал Эчеверриа. – Однако позвольте вам напомнить, что менталитет здешнего общества во многом отличается от свойственного вашей родине. Могу вас заверить честным словом офицера, что подобный брак в глазах здешнего общества не будет чем-то необычным и не вызовет ровным счетом никаких суждений, которых вы могли бы стыдиться.