– Только по-английски, – бросил Кацуба. – Ты его не знаешь!
– Извините, – сказал Мазур по-английски, пребывая в неописуемых чувствах. – Вы, должно быть, ошиблись, и я вас не понимаю...
Франсуа, полуотвернувшись, делал кому-то скупые жесты.
– Ты что такое лопочешь? – удивился бравый летун, явно не владевший английским в должной степени. – Кирилл, кончай ваньку валять, я тебя моментально срисовал с профиля и фаса, не каждый день таких встречал, мне потом про тебя такое порассказали... Ты чего?
– Я вас не понимаю, – сказал Мазур, добросовестно пытаясь надеть маску ледяной холодности.
– Какой там «андестенд»? Мазур, ты чего, особо секретный? Ну тогда – тс-с! – Он приложил палец к губам и зашипел на весь зал: – В таком случае – салфет вашей милости, красота вашей чести... Пардон, обознались! Мы не темные, кое-чего понимам-с!
К нему мрачно приблизились со спины двое верзил в нарядах гаучо, но летчик уже отходил, с пьяными ужимками разводя руками и раскланиваясь, твердя:
– Пардон, ошибся! Пардон, обознался! И вовсе это не Мазур!
– Пошли отсюда, – решительно сказал Франсуа. – Время. Послал же черт...
Он вышел первым, свернул налево, там за высокой пальмой в майоликовой кадке оказалась неприметная дверь. Все трое гуськом поднялись по узкой винтовой лестнице, остановились перед черной дверью, покрытой узорами из золотистых гвоздиков, на вид чертовски тяжелой. Но, когда Франсуа постучал, распахнулась она легко – очередная декорация...
За дверью обнаружилась Кармен, наряженная на сей раз под испанскую крестьяночку. Мазур видел в сувенирных лавках таких кукол: белый корсажик с пышными рукавами и низким вырезом, алая короткая юбка колокольчиком, синие воланы, белые гетры, в волосах огромный блескучий гребень.
– Прошу, сеньоры, – сказала она на хорошем английском, ничуть не удивившись. – Вы вовремя, дон Херонимо только что прибыл... – и послала Мазуру лукавую улыбку: – Как вам у нас понравилось?
– Великолепно, – светски улыбнулся он.
– Прошу, проходите...
Шагая за ним следом, Кацуба прошептал на языке родных осин:
– Ну разумеется, все улыбки и ужимки вновь достаются бравым водоплавающим...
Это была просто-напросто небольшая уютная квартирка без малейшего намека на обитель высокооплачиваемого греха. Разве что присутствовала в небольших дозах местная экзотика в виде оскалившихся индейских идолов, парочки старинных мушкетов и ковров в ярчайших, зигзагообразных узорах, но это было совсем другое дело.
– Прошу любить и жаловать, – сказал Франсуа. – Это и есть Конча, очаровательная Кончита, наш милейший ангел-хранитель...