Он вдруг ясно вообразил себе: омытые ледяным сиянием ночного светила, его кости лежат, превращаясь постепенно в пыль вечности, а вокруг церкви бродит призрак, избавленный от земных содроганий. Чем не завидная участь?
Старик смачно сплюнул. Он презирал собственную сентиментальность. Пора бы уже избавиться от романтических бредней. И черная романтика ничем не лучше розовой или, например, голубой. Он давно привык к мысли, что в самом конце не останется ничего, кроме пепла из крематория – пепла бесследно исчезнувшего поколения. Любое поколение – потерянное. Он знал это точно.
Чтобы легче было карабкаться на холм, он включил магнитолу, и Тони Джо Уайт запел про жаркий июль. Старик вылез из машины, оставив дверцу открытой. Посмотрел вверх – и увидел свою Голгофу. Обозвал себя слюнтяем: вместо креста ему придется тащить только боль и отчаяние.
Первые сто метров он одолел без особых проблем, затем склон стал круче, и старик почувствовал, что в его сердце медленно ввинчивается шуруп.
Спустя еще несколько десятков шагов он обливался холодным потом. У него дрожали ноги. Казалось, колени обмотаны колючей проволокой и при каждом вдохе кто-то стреляет ему под левую лопатку из пневматического молотка. «А каково же было верующим, черт их подери?! Дряхлым старухам, калекам, астматикам?..»
Примерно на середине подъема он остановился, чтобы передохнуть.
К тому времени вместо музыки он слышал только грохот крови в башке. Его мутило и шатало. Перед глазами текли чернильные ручьи, и солнечный свет казался бесплотным орудием пытки: лучи то пронзали череп сверкающими копьями, то хлестали по зрачкам, как плети.
Старик подумал, что напрасно пил водку. Теперь он отдал бы все за пару глотков холодной воды, но фляга с водой осталась в машине. Он обозвал себя старым мудаком и двинулся дальше, с трудом выдергивая ступни из несуществующего ила и проклиная боль, которая терзала его изнутри. Но он шел, убежденный, что предсмертная улыбка Карла стоила этих мучений. «Не думал же ты, болван, получить все на халяву?» Если Карл выдержал смехотворное испытание (а Карл был не здоровее его), то и он должен справиться, преодолеть позорную слабость, добраться до цели…
И церковь, казавшаяся далекой и недоступной, внезапно выросла перед ним. Вблизи стало ясно, что это руина. В сводах зияли дыры, просеивая лучи солнца. Уцелели одни лишь камни, да еще кованый крест. Старику пришлось свернуть за угол, чтобы определить, куда указывает покосившийся символ пошатнувшейся веры.
За углом его ожидал сюрприз – привет с того света. На восточной стене – когда-то белой, а теперь напоминавшей растрескавшийся серый асфальт – он увидел надпись, которую нельзя было не заметить: «Здесь был Карл».