Босс отмалчивался, пустившись в очередное «странствие». Он перемещается в сновидениях, как акула, – чтобы выжить. Для меня это означает утонченную пытку, непрерывный шум в голове, ощущение потусторонней возни за спиной. Короче говоря, я послал Фариа подальше и спустился в бильярдную покатать шары. Иногда это помогало мне расслабиться, но не сегодня.
Покоя не было. Шарообразные куски старой слоновой кости грезили о саванне. Какая-то птица оказалась в западне в вентиляционной трубе; ее тоскливые крики повторялись, будто сигналы точного времени. Прилетела погреться и нашла свою смерть…
Мимоходом я посмотрел в зеркало. В нем отразилась узкая фигура смуглого человека. Это жуткое чувство – когда секунду или две привыкаешь к тому, что увидел. И сознаешь, что уже никогда не привыкнешь.
Чужестранец склонился над зеленым сукном. Одно движение кия. Удар, выполненный с нечеловеческим совершенством, – и три шара падают в три лузы… Кто захочет драться на дуэли с баллистическим вычислителем? Я был словно младенец, которому дали подержаться за руки взрослого. Оставалось принять это обреченно и безразлично.
Я продолжал упражняться, пока, подняв голову, не увидел возле стола мамочку, бледную, как смерть. Оказывается, это не ветер подвывал за двойными пуленепробиваемыми стеклами.
– Какого черта?.. – начал я и осекся.
Старушка гнала перед собой волну ужаса, на секунду захлестнувшую и меня. Когда она ткнулась лбом в мое плечо, ее вой уже представлялся мне колыбельной для дебилов.
– Что ты видела?
Жесткое прикосновение ледяных «лягушачьих лапок». Выше запястий они были покрыты пупырышками, как свежие огурцы.
Я оттолкнул ее. Дал пощечину. Потом еще одну. Расширенные зрачки застыли в прорезях между веками.
Очнись, сука. Что ты видела? ЧТО?! ТЫ?! ВИДЕЛА?!.
Бесполезно. Шок в результате сильнейшего испуга.
На пороге бильярдной возник пришаркавший вслед за хозяйкой мозгляк охранник с безмятежным лицом. Я уже догадывался, в чем дело. Это было приглашение в духе босса. Очередной ход в игре, цель которой – вытравить из меня слабость, а значит, все человеческое, слишком человеческое…
Я снова занялся Мамой. Слава Богу, она перестала скулить. Однако плавно опускалась все ниже и ниже по шкале эмоциональности. Она была похожа на жертву инцеста и жестокого обращения с животными. Но больше всего – на пациентов «Маканды». Такой она и нужна была мне – послушной, судорожно цепляющейся за «папочку», забившейся в беспросветную норку собственного отвращения к жизни. Лишь бы босс и Фариа не перегнули палку…
– Ну пойдем посмотрим, – уговаривал я ее, будто малолетку, которой приснился Фантомас в шкафу.