Дом превратился в нечто. Теперь это был гигантский спящий мозг, вывернутый наизнанку. Карусель кошмаров. Не приют, не убежище, а миксер вероятностей. Ловушка с миллионами входов, и где-то внутри поджидал обманутых странников прекрасный нераспустившийся цветок безумия…
Это была сногсшибательная вселенная босса, Фариа, латиноса, Клейна и им подобных: эманации вместо существ, неодолимые течения вместо угроз, разрушительные потоки психоэнергии в качестве оружия. А вечный плен заменял смерть.
* * *
Я брел сквозь тошнотворные приливы страха, разыскивая бронзовый гроб. Спрятанное в нем прежнее тело Макса. Фетиш, спящий в анабиозе. Мой пропуск в «Маканду»…
Кто-то схватил меня за руку и потянул за собой. Чертов Сусанин! Я узнал этого проводника-добровольца даже в полном мраке. Детская ручка, испачканная в чем-то липком, цепко держала меня за три пальца.
Я был похож на ощипанную курицу. Казалось, с позвоночника свешиваются сосульки и остриями царапают желудок…
Слепой и глухонемой мальчишка, зарезанный братом Анатолем под Лиаретом, должно быть, взял краткосрочный отпуск в раю, чтобы снова помочь заблудшей овце Максу. Но не вел ли он меня прямиком к волчьему логову?
Мальчишка тяжело дышал. Я догадывался, что он здесь транзитом и, скорее всего, рискует не меньше моего. Возьми меня с собой, маленький ангел-хранитель безумного века, а я готов нянчиться с тобой, когда ты опять соберешь вокруг себя паству параноиков!
Но пока что я был в единственном числе, и полный кавалер всех степеней инвалидности тащил меня на коротком поводке. Мимо опасностей, мнимых и реальных, которые хранились в складках моего серого вещества. По темным коридорам власти, которую имел надо мною придуманный кем-то мир и его бесчисленные искажения…
Вряд ли это было полноценное «перемещение», если придерживаться терминологии Клейна. Скорее сон после мгновенного гипноза. Общий сон, в котором мальчишка мог, по крайней мере, ориентироваться. Немного позже я вообще перестал слышать его дыхание и осязать своими пальцами чужую кисть.
Поскольку этот сомнительный союзник был слеп и глух, его кошмары не отличались внешним разнообразием. Я не припоминаю движения, а также ничего такого, что можно было бы назвать видениями или звуками. Только проекции чувств, по большей части нечеловеческих. Зато выяснилось, что от медленного убийства самого себя не спасают ни закрытые глаза, ни заткнутые уши…
* * *
И все же он вытащил меня за пределы «единственной стороны листа».
И сразу же исчез, как взявшаяся ниоткуда надежда.
Я вошел в дверь, которая снаружи казалась дверью, а изнутри – перепонкой в младенческом ухе, растущем прямо из стены. За нею была комната – в общем-то, обычная комната, если не считать того, что секундная стрелка находившихся тут маятниковых часов перемещалась в обратном направлении. Но кто скажет, какое из направлений «правильное»? Во всяком случае, не я…