– Выходит... завтрашняя операция... не имеет ни малейшего смысла?! Выходит... мы тоже марионетки?! – с трудом выдавил я.
– А вот и нет! – впервые за день слабо улыбнулся Самохин. – Угроза, повторяю, исходит из высших эшелонов власти. Наше с тобой непосредственное начальство о ней ни слухом ни духом. И мы обязаны помешать замыслам террористов. Любой ценой!
Во-первых, ради спасения тысяч жизней ни в чем не повинных людей. Во-вторых, чтобы те, – тут он снова показал на потолок, – не получили желаемую дымовую завесу. Тогда имбудет сложнее воплотить в жизнь свой дьявольский проект. Кстати, по этой причине нам будут усердно ставить палки в колеса. Не исключено и физическое устранение наиболее ретивых.
– А разве нельзя попробовать сорвать ихпланы? – с надеждой в голосе спросил я. – Например, задействовать твою дискету?! Обратиться к названному тобой человеку прямо сейчас. Не откладывая дела в долгий ящик!!!
– На данном этапе нет, – тяжело вздохнул Андрей. – В настоящий момент обстановка в стране целиком и полностью в ихпользу. Потому-то онии решили пойти в наступление! А спасти Россию могут только Господь Бог и Пресвятая Богородица, Небесная Покровительница нашей державы[2]. Мы же с тобой просто должны вести себя как верные присяге русские офицеры. Если же Бог решит избрать кого-то из нас Своим орудием, то тот сразу это почувствует!
Пару минут мы оба молчали. Самохин, опершись локтями о стол, смотрел в окно невидящими глазами. На сердце у меня скребли кошки. Жизнь, совсем недавно игравшая всеми цветами радуги, казалась теперь тоскливо-серой и... зловещей!
– Иди, дружище, – молвил наконец Андрей. – Дискету лучше схорони не дома. Мало ли чего! И еще, по дороге тщательно проверяйся. За тобой может увязаться «хвост». Когда мы ехали сюда, его вроде бы не было, но... чем черт не шутит!
– Ты думаешь, онидогадываются? – спросил я.
– Наверняка! Подобная скачка сверхсекретной информации не могла пройти бесследно. Ну ладно, до завтра и... будь осторожен! – Андрей протянул мне на прощание горячую, твердую ладонь и проводил до входной двери.
Спустившись пешком по лестнице, я вышел из дома. На улице уже стемнело, а метель прекратилась. Выпавший за день обильный снег сверкал разноцветными искрами в свете уличных фонарей и бесчисленных неоновых вывесок. (Андрюхин подъезд выходил не во двор, а прямо на оживленный проспект Космонавтов.) По широкой проезжей части катил, воняя выхлопными газами, поток машин. На пешеходных дорожках теснились густые массы людей. Разного пола и возраста. В разном настроении. Голоса прохожих вкупе с производимым автомобилями шумом образовывали слитный, неразборчивый гул. В общем – эдакий живой водоворот! И тем не менее слежку я обнаружил сразу. Сперва инстинктивно почувствовал, потом разглядел воочию. «Топтун» оказался молодым человеком: среднего роста, среднего телосложения, в неброской одежде, с размытыми, незапоминающимися чертами лица. Такие специально отобранные и обученные типы умеют бесследно растворяться в любой толпе. Пусть даже в совсем жиденькой. А ежели толпы вовсе нет, то они и деревом в лесу прикинутся, и со стеной дома сольются, и детскими качелями в парке притворятся. (Насчет последнего я, правда, немного преувеличил.) Так или иначе, но обычный среднестатистический гражданин никогда «топтуна» не вычислит. Однако я недаром прослужил несколько лет в ФСБ. О методах ведения слежки я знал отнюдь не понаслышке. Сам, чего греха таить, не раз пользовался похожими приемчиками. Кроме того, мне помогла обострившаяся до предела подозрительность. Выдавали «топтуна» глаза: цепкие, холодные, напоминающие прицел снайперской винтовки. «Проведет до метро, а там «передаст» другому, которого я могу уже не засечь. Второй – третьему и так далее. Они, несомненно, знают, что я прибыл сюда общественным транспортом и им же буду возвращаться обратно. По всему маршруту заблаговременно расставлены