– Я имею в виду, кто по профессии? Ученый? Историк?!
– Ой, уморил, лапуля! – зычно расхохоталась Филипповна. – Историк, ядрена вошь! Да он всю жизнь в говне проковырялся! Сантехник. Гы! Унитазный мастер! Образование семь классов. А зовут Семен Уткин. В соседнем доме со мной живет. Уж я-то его знаю как облупленного! Ладно, хорош херней страдать! Пшли пить! Ты, между прочим, обещал!
– Ну пошли, раз обещал! – обреченно согласился Ермолов...
* * *
Любовь Филипповна провела Владимира в заваленную изношенными матрасами кладовку, жестом предложила садиться, вытащила откуда-то из угла початую бутылку, пару стаканов, наполнила каждый до краев, состроила глазки и с хриплым кокетством провозгласила тост:
– Ну, вздрогнули! Чтоб х... стоял да деньги были!
«Все предусмотрела грымза старая. Даже матрасы», – с неудовольствием отметил бывший спецназовец. Тоскливо вздохнув, он осушил свою порцию. Утешало лишь одно обстоятельство. Любаню развозило буквально на глазах. Вечная сексуальная озабоченность медсестры сменялась сопливой апатией. Еще стакан-другой, и дурдомовская Мессалина[18] отключится. Тогда можно спокойно сматывать удочки. Но сперва хотелось бы прояснить некоторые детали.
– Уткин бывал когда-нибудь в Чечне? – как бы невзначай поинтересовался Владимир?
– И-де? – недоуменно вытаращилась багровая от спиртного Филипповна.
– В Чечне, на войне! – терпеливо повторил Ермолов.
Козицкая разразилась истерическим смехом, перемежаемым зверской икотой.
– На в-войне, и-ик! – всплескивая руками, взрыгивала она. – Ну ты, Вовик, юм-морист, и-ик! Жванецкий, и-ик! Да Уткин лет шесть из психушки п-практически н-не вылез-зает! И-ик! В-вернется д-домой, п-передохнет н-недельку. П-ппотом чего-нибудь от-тмочит и с-снова к нам, и-ик! В п-прошлый раз по-покрушил в к-квартире всю м-мебель, а на д-ддесерт вышвырнул с д-десятого этажа л-любимую б-болонку своей сестры! П-попал точно на крышу машины нашего участкового, и-ик! Вот к-крику-то было! Умора! И-ик!
– Давай выпьем, полегчает! – лукаво предложил Владимир, разливая водку по стаканам.
– Ок-кей, м-милашка, и-ик!
Последняя доза подействовала на Козицкую оглушающе: глаза сошлись у переносицы, губы обвисли, координация движений полностью разрушилась. Вознамерившись почесать щеку, она едва не выколола себе пальцем глаз.
– Что скажешь о Кудряшкине? – отбросив предосторожность, напористо спросил Ермолов.
– К-кобель в-в-взбес-сившийся! Д-думает ис-с-ключительно ч-через яйца! – клюя носом, пробубнила Любаня.
– Так трахнись с ним. Карьеру сделаешь! – подначил Владимир.