Она с трудом поднялась на ноги. Пошатнулась, но устояла. Сделала шаг, второй. Наступила в угли, в воздух взлетели красные мухи. Расплодились, твари! Надо выключить камеру. Хватит демонстрировать себя любителям подглядывать в замочную скважину!.. Что же с сердцем? Куда оно торопится, куда несется, словно учительница, которую Лешка успел невзлюбить?
Лена приблизилась к камере и выключила ее. Руки ее тряслись, по лицу градом катился пот… Она долго не выдержит. Она возьмет ракетницу и дернет за шнур. И в небе загорится звезда… «Небывалое самоотречение…» Идиот! Что он знает про самоотречение?
Она легла в траву, прижалась к холодной сырой земле горячей щекой и почувствовала, как на мочку уха взобрался муравей…
Саркисян заполнял собой кадр, а на заднем плане два санитара загружали в медицинский фургон носилки с телом Павлова, накрытым простыней.
– Мне трудно комментировать… Игра приняла слишком драматический накал. Не прошло и четырех суток, как число участников сократилось на одного человека. Тем не менее оставшиеся четверо робинзонов по-прежнему полны решимости бороться за победу до конца…
Захлопнулись дверцы фургона. Вспыхнули малиновые габариты. Переваливаясь из стороны в сторону, машина медленно поехала по разбитой грунтовке. Это должно было задеть зрителей за живое: ведущий в мокрой куртке на синтепоне, понурый лес с застрявшими в нем клочьями тумана и удаляющаяся машина с телом погибшего участника «Робинзонады».
Чекота выключил камеру, осветители погасили фонари. На площадку, окруженную зачехленными машинами и палатками, опустились сумерки. Многие мужчины поддались тягостному настроению и, встав кругом, стали курить и вполголоса обсуждать печальное событие. Кто-то предложил выпить и помянуть несчастного. И база непременно расслабилась бы в массовом сочувствии вдове и детям покойного, если бы не бодрый голос Саркисяна:
– Хватит курить, друзья мои! За работу! Не готов саундтрек третьей подачи! Надо заново монтировать четвертую, там четыре минуты лишние! Вперед, вперед! По рабочим местам!
При этом он хлопал в ладоши, словно воспитатель в детском саду, призывающий детишек организованно садиться на горшки. Тягостное настроение, с каким он предстал перед камерой, было лишь игрой. На самом же деле Саркисян едва не прыгал от радости. Только что ему звонил продюсер. Со свойственной ему сдержанностью он сказал, что первые две подачи «Робинзонады» вызвали небывалый зрительский интерес. Рейтинг передачи сразу взлетел и прочно зацепился за третье место.
Ворохтин догнал Саркисяна у входа в аппаратную и протянул ему лист бумаги.