Филин и сержант перестали стрелять, но еще некоторое время с их лиц не сходило выражение боли, и стволы автоматов двигались вверх-вниз, выискивая цель. Вагон, несмотря на раны, продолжал весело скользить по рельсам, и за окном плыла ровная, как стол, желтая пустыня, покрытая темными пятнами зарослей колючек.
Влад не понимал, что я от него хочу. Он думал, что я пытаюсь надеть свою майку сорок восьмого размера на его торс шестидесятого, и сопротивлялся. Леся и Регина сидели на одном откидном стульчике, обнимая друг друга, и, сдвинув край шторы, подглядывали за пустыней. Мила, вытянувшись в струнку у своего окна, мысленно спорила сама с собой, качала головой и ломала спички, пытаясь прикурить длинную тонкую сигарету.
Филин снова взял себя в руки. Лицо его стало спокойным и даже равнодушным. Он опустил на разбитое окно штору, отстегнул наручник, которым Влад был прикован к поручню, и сказал мне:
– Отведите его в свободное купе и перевяжите.
Бородатый, смешно задирая вверх коленки, подбежал к нам, когда уже выветрился пороховой дым. Я хотел ему сказать: «Вы, как всегда, вовремя!», но благоразумно промолчал. Филин, глянув на излишне драматизированное выражение на лице бородатого, стиснул зубы и, посмотрев себе под ноги, процедил:
– Садись на цистерну верхом! Как на кобылу! Смотреть в оба, чтобы муха не пролетела! Доклад по радио через каждые пятнадцать минут!
Не дожидаясь какой-нибудь завершающей зуботычины, бородатый кивнул и побежал в торец вагона.
Я помог Владу подняться на ноги. Мой друг успел так свыкнуться с новой ролью, что, не церемонясь, навалился на мое плечо, словно у него отнялись ноги. Не испытывая судьбу и не подвергая опасности свой позвоночник, я втолкнул Влада в отведенное мне купе, которое было ближе, чем свободное.
Не успел Влад сесть на мою спортивную сумку, которая лежала на диване, как, цокая каблуками и нервно покуривая, по коридору прошла Мила. Она остановилась перед Филиным, который оказался едва ли не на пару сантиметров ниже ее, и сказала:
– Я врач. Один из пассажиров ранен, и мой долг…
Филин кивком головы оборвал ее слишком долгое вступление и заглянул к нам в купе.
– Вы тоже врач? – спросил он, и я не понял, с издевкой был задан этот вопрос или же совершенно искренне.
– Я? Нет, я не врач.
– Тогда освободите купе.
Мила стояла на пороге и покусывала губы.
– Пардон, – сказал я, протиснувшись между ней и Филиным.
Кажется, Милу что-то смутило. То ли она хотела мне что-то сказать, но забыла, что именно, то ли забыла, как оказывать помощь раненому.
– Ну, что же вы? – поторопил Милу Филин.