– Вы любите стихи? – спросил я.
– Обожаю, – призналась хозяйка. – И Яна, по-моему, тоже.
– С чего вы взяли? – спросил я, глядя на запыленный подоконник, на котором стояли горшки с засохшими цветами.
– Я же вижу, что книги стоят не в том порядке, в каком они у меня были. Да и вот закладка в томе Муравьева. – Хозяйка встала на цыпочки и сняла с полки книгу в синем переплете. Открыла страницу, на которой лежал календарик. – Не моя закладка, точно! «Смерть Данта». Вот на чем она остановилась… – И хозяйка с неожиданным вдохновением продекламировала:
Полента! Я не бог!
Взгляни, я умираю,
Как смертный!
Хладный труп – вот все, что оставляю;
Но некогда сей труп был духом оживлен
Божественным, был им в святилище введен,
И не мои слова в устах моих гремели…
Хозяйка замолчала и подняла на меня просветленный взгляд:
– Я тоже обожаю Муравьева.
Она закрыла книгу, оставив закладку Яны на прежнем месте.
– У Яны натура романтическая, тонкая, – продолжала она, проводя пальцем по пыли, которая тонким слоем покрывала край полки. – Таких только в глухой провинции отыскать можно, где духовность подпитывается книгами. И чтобы вскружить ей голову, надо о-о-очень постараться. Но, видимо, нужда совсем ее достала… – Она подошла к окну и отдернула занавеску. – М-да, милая и добрая девушка… Вот только цветочки она мне сгубила. И фиалки засохли, и фикус… А я ведь просила, чтобы не забывала поливать. Девичья память! О цветочках ли думать, когда богатый жених на голову свалился?
Хозяйка украдкой взглянула на меня, чтобы узнать, убила ли она меня своим рассказом о богатом женихе. А я украдкой посмотрел на нее, чтобы понять: знает она, почему Яна в последнее время не поливала цветы, или же искренне заблуждается насчет девичьей памяти. Мы встретились взглядами и улыбнулись. Нет, ничего ей не известно ни про попытку самоубийства, ни про реабилитационный центр.
Хозяйка замолчала, давая понять, что наша милая беседа закончена и я могу сваливать. Я рыскал взглядом по полкам, подоконнику, надеясь найти какой-нибудь предмет или клочок бумажки, который поддержал бы затухающий огонь моих поисков.
– Она ничего здесь не забыла? – спросил я с тоской.
– Если что и забыла, то не пропадет, но Яна уже вряд ли сюда вернется.
Мне не за что было ухватиться. Я словно висел на отвесной скале, и мои руки слабели, и пропасть притягивала к себе, и я лихорадочно искал хоть какой-нибудь выступ на совершенно гладкой каменной стене… Мы вышли в прихожую.
– Не унывайте, – приободрила меня женщина. – Человек – не иголка. Если очень захотите, то найдете ее. Только надо ли вам это?