– Не думаю, что это означает что-либо хорошее, – пробормотал я и, увлекая за собой девушку, стал быстро спускаться вниз. Когда мы очутились на первом этаже, я сказал: – Кажется, ты следующая на очереди. Сейчас быстро хватай свои куртку, рукавицы, шапку – все, что есть, и через окно выходи на улицу. Жди меня на тропе к Ледовой базе.
– Хорошо, – с готовностью сделать все, что я прикажу, ответила Мэд. – Хорошо. Только ты постарайся быстрее. Мне очень одиноко… Поцелуй меня!
– Не тяни время! – поторопил я и снова побежал наверх.
БОРОДАТЫЕ МУЖИКИ РЕШАЛИ СУДЬБУ БОГДАНА. Они стояли вокруг него, морщили коричневые лбы, теребили курчавые бородки.
– Врача надо, – сказал один.
– Не врача, а милиционера, – возразил второй.
– Засуньте себе в задницы вашего врача разом з милиционером! – на высокой ноте, переходящей в визг, выкрикнул Немовля. – Развяжите меня, козлы, я вам ноздри поразрываю!
– Я же говорю – врача надо, – снова сказал первый альпинист.
У выхода я на мгновение остановился. Неплохо было бы накинуть на себя куртку, но мне не хотелось сейчас встречаться и разговаривать с Гельмутом. До него еще дойдет очередь. Сначала надо отправить в Москву Мэд.
* * *
Мэд ждала меня на краю взлетного гребня, за которым спуск становился крутым, и его окончание тонуло в плотной тени. Она боялась идти в темноту одна и ждала меня, застыв на фоне серого склона памятником скорбящей матери.
– Идем, – сказал я ей, поравнявшись, и пошел дальше.
Мэд скрипела сапожками Ларисы за моей спиной и молчала. Даже такие неугомонные, экспансивные натуры, как Мэд, устают и теряют интерес ко всему вокруг, когда наступает переизбыток драматических событий. Она уже не говорила о миллионе долларов, которые почти лежали в нашем кармане, о вибрамах, напичканных стимулятором храбрости, о глупом и трусливом Гельмуте. Она даже не интересовалась, куда я ее веду.
Когда мы дошли до Ледовой базы, стало совсем светло, и вершины гор, необычайно контрастные в хрустально-прозрачном воздухе, уже достали до заревого малинового луча. Я подвел Мэд к бочке, в которой несколько дней назад безмятежно жил Гельмут, варил суп из шампиньонов, по утрам обтирался снегом, гулял по склону среди ледовых трещин и, не злоупотребляя, баловался «твердым вайном».
– Может быть, тебе нужно взять какие-нибудь вещи? – спросил я.
Мэд отрицательно покачала головой и даже не зашла на порог бочки. Я отвел ее в свой вагончик, посадил на койку и включил электропечь, чтобы подогреть кофе.
Лариса была здесь недавно: комок снега от ее обуви, оставшийся в «предбаннике», еще не до конца расстаял, но Мэд его не заметила, и я, как бы ненароком, размазал его ногой. Томик стихов Бернса стоял не на полке, где я его оставил, а лежал на столе. Я машинально пролистал книгу веером. Все нормально, Лариса письмо взяла.