– Алло, – пропела Федька.
– Можно, я опоздаю? Подъеду к трем.
– Хорошо, что позвонила, – обрадовалась начальница, – тут клиент наметился.
– Мчусь в офис на всех парах.
– Как раз не надо, он настаивает на конфиденциальной встрече со мной. Естественно, потом все расскажу, но попозже, ладушки?
Надя не захотела садиться за руль своего «Фольксвагена», правда, мне предложила:
– Давай ты поведешь?
Но я не слишком уверенно управляюсь даже с «копейкой», поэтому ответила:
– Нет уж, сядем в мою.
На кладбище стояла, простите за глупый каламбур, могильная тишина. Что, в общем-то, понятно. День будний, народ в основном на работе. Надюша села на скамейку. Урну с прахом Богдана зарыли в землю, в могилу его родителей. Наде явно хотелось поплакать. Чтобы не смущать подругу, я пробормотала:
– Пройдусь немного. – И двинулась по аллейке, читая надгробные надписи на соседних могилах.
«Леонид Сергеевич Глаголев. 1942–2000. Спи спокойно – муж, сын и отец», «Екатерина Феоктистовна Вишнякова. 1959–2001 год. Дорогой доченьке от безутешной мамы». Из груди вырвался невольных вздох. Глаголеву было всего пятьдесят восемь, а Вишняковой – и вовсе сорок два. Человек не должен так рано покидать землю. Вот Шершнева Евдокия Макаровна пожила всласть. Год рождения у нее 1903-й, а скончалась она в 2001-м. Пару лет не дотянула до ста. Вот это я понимаю, можно успеть переделать все земные дела и уйти на покой. Минуточку! От неожиданной мысли я похолодела. Глаголев, Вишнякова, Шершнева… Осторожно поглядев в сторону Нади и увидев, что она плачет, вытирая слезы платком, я осторожно вытащила из кармана джинсов листок, который прислал «Богдан». Ну, где эта фраза?.. «Вчера все собрались у Лени Глаголева, поболтать, ребята в хороших костюмах, девочки в платьях, Катя Вишнякова в бархате, даже старуха Шершнева в новехоньком прикиде, а я, как бомж, в рванине…»
Чувствуя легкое головокружение, я вновь обозрела памятники. Ну ладно, шутничок, посмотрим, кто кого!
Довезя Надюшку до дома, я развернулась и понеслась в сторону Садового кольца. Последняя фраза письма гласила: «Сходи по адресу Бубновская улица, дом 17, квартира 8, и передай. Только сегодня, завтра будет поздно». Переполненная злобой, я донеслась до нужной улицы и вбежала в хорошо вымытый подъезд кирпичного дома.
– Вы к кому? – подняла от газеты голову женщина примерно моих лет.
– В восьмую, – рявкнула я.
Пусть попробует меня не пустить! Но консьержка неожиданно сочувственно сказала:
– Идите, идите, горе-то какое, господи!
Плохо понимая, что происходит, я взобралась на второй этаж и увидела открытую дверь квартиры. На вешалке громоздились шубы, пальто, дубленки. Я шагнула в прихожую и спросила: