– Пусть тридцать девятый поросенок не боится.
– Кто? – подскочила я. – Какой-такой поросенок?
Надюша затряслась в ознобе.
– У нас с Богданом игра такая была. Якобы дома жили сорок поросят. Первый отвечал за еду, второй за уборку… Ну баловались мы так, понимаешь? Дурачились. Он меня, когда наедине оставались, постоянно звал: «тридцать девятый»!
– Почему?
Надя грустно улыбнулась:
– Поросята все с разными характерами. Восемнадцатый ленивый, двадцать второй обжора, двадцать восьмой фригидный, у него вечно голова болит, а тридцать девятый, наоборот, жутко сексуальный… Понимаешь?
Я кивнула. В каждой счастливой семье есть свои милые, скрытые от посторонних глаз секреты.
– Так вот, – продолжала Надя, – пусть тридцать девятый откроет дверь, ему посылочка пришла.
– А ты что?
– Открыла.
– С ума сошла!!!
– Господи, Лампа, ведь никто про нашу игру не знал, ни одна живая душа, сама понимаешь, о таком не рассказывают посторонним. Мне на секунду показалось: Богдан вернулся… Ну и…
– Посылка была?
– Под дверью стояла.
– Взяла?
Надя заплакала и ткнула пальцем под стул. Я наклонилась, вытащила коробку, подняла крышку и увидела два жутких обгорелых ботинка, шоколадку «Слава» и белый листок бумаги. «Милый, поросеночек мой любименький, привет тебе от главного порося и поцелуй. Уж извини за почерк, но руки обожженные болят, вот и накорябал кое-как. Не тоскуй, десятого приду за тобой. Вот только обидно мне, что у всех тут красивые вещи, а я, словно бомж, в рваной обуви. Пришли мне ботинки Гуччи, те, лакированные, которые я носил со смокингом. Они, если ты забыла, в гардеробной, на самом верху. Твой Богдан. P.S. Извини, тут можно достать только такой шоколад».
Коробка вывалилась у меня из рук, ботинки шлепнулись на пол.
– Боже!
Надюша зарыдала.
– Ну скажи, кто? Кто издевается? Зачем?
Я осторожно спросила:
– Почерк узнаешь?
– Очень на почерк Богдана похож, – всхлипнула подруга, – он так же «р» писал и «н»… Главное же, содержание. Такое письмо мог написать только мой муж, больше никто! Пойми, никто!
Я посмотрела на ее дергающееся лицо, трясущиеся руки, лихорадочно бегающие глаза, черные синяки под ними и решительно велела:
– Пошли в спальню.
– Мне ни за что не заснуть.
Но я уложила Надю в постель, дав ей две таблетки родедорма. Через пятнадцать минут до меня донеслось мерное, спокойное дыхание. Я выключила телефон и выдернула проводки у дверного звонка. Ладно, до утра Надюшку никто не побеспокоит, а там постараемся разобраться, что к чему.
Выспаться мне так и не удалось. Не успела я проскользнуть в квартиру и лечь на кровать, как затрещал будильник. Я пошла было в комнату к Кирюшке, но тут мой нос уловил запах чего-то вкусного, жареного… Влетев на кухню, я увидела Капу со сковородкой в руках.