– У меня такое впечатление, что вы лишены свободы.
– Наоборот, – возразила я. – У нас появляется свобода выбора, когда мы вырастаем. Совсем не обязательно следовать той религии, на которой ты был воспитан. Это как евреи, которые, может, и не являются истово верующими, но все равно считают себя евреями.
– Или как католики, которые не ходят в церковь, кроме как на Рождество, – поддержала меня Серена.
– Можно сказать и так, – согласилась я.
Позже мне пришлось узнать, что жители побережья очень гордятся своей толерантностью. Они принимают любой образ жизни, если он не противоречит принципам соседства, спокойно относятся к геям (у меня чуть ноги не подкосились, когда и Провинстауне я увидела мужчин шести футов роста, одетых, как Шер). Они приняли меня, приглашали вместе с Сереной купаться в их бассейнах, а один мальчик, Лукас, даже проявил ко мне интерес. Я не испытала к нему ответных чувств, хотя мне и льстило его внимание. Я сослалась на то, что слишком молода для свиданий. Он был очень приятным мальчиком.
Две недели пролетели как один миг.
Перед отъездом Серена и ее мама дали мне коробку, наполненную баночками с лосьонами и кремами, которыми пользовалась сама Серена.
– Но ты не обязана была этого делать, – пролепетала я, пораженная их щедростью.
В обществе Сассинелли у вас никогда не возникало ощущения, что они хвастаются своим богатством. Они делали подарки так, словно это было самой обычной вещью.
– Ронни, у тебя прекрасное лицо и хорошая кожа, – заметила миссис Сассинелли. – А этот климат мог ей повредить. Кроме того, ты слышала о том, что если не беречь ее от солнца, то можно получить рак кожи?
Я была так счастлива (как перед Рождеством), что просто обняла их.
– Это было самое лучшее время в моей жизни. Я никогда еще не отдыхала так.
– Ты заслужила это, – с грустью в голосе произнесла Серена. – Что тебе запомнилось больше всего?
– Конечно, тот день, когда я впервые увидела океан, – сказала я. – Это даже без комментариев. Но и все остальное тоже. То, как мы поймали рыбу весом пятнадцать футов. Пикники. То, сколько времени я проводила в воде. Я могла бы соперничать с морскими котиками. Все-все.
Когда пришло время уезжать, все обнялись, и Серена спросила:
– А ты не могла бы остаться еще ненадолго?
Но я уже успела соскучиться по дому. Не по жизни в Юте, а по Рейфу и папе. Мы снова обнялись – они стали мне как втора, семья.
– Наверное, дальше от родного дома я уже никогда не выберусь, – вздохнула я.
– Никогда – слишком сильное слово. Жизнь длинная, – философски заметил папа Серены. – Я слышал, что ты хочешь учиться на врача. Думаю, что в стране много достойных колледжей. Я знаю, что в Бостоне есть община мормонов. Юта – твоя родина, но это не означает, что ты привязана к ней навсегда.