Ламия почувствовала волну растущего раздражения. Шут не нашел ничего лучшего, как напиться именно сегодня!
– Не волнуйтесь, сеньора. Я вполне трезв и прекрасно соображаю. – Язык у Сезара заплетался.
– Еще раз назовете меня «сеньора», сеньор, и я забуду о нашей дружбе, – холодно бросила она.
– Простите! – Он отвесил поклон и едва не рухнул со стола, лишь в последний момент каким-то чудом сохранив равновесие. – Я не хотел вас обидеть, Рийна. Просто немного нервничаю перед представлением. Мне еще не доводилось присутствовать на оживлении покойников. Надеюсь, это… будет познавательно.
– Лучше надейся на то, что отцы-дознаватели ничего не узнают, Сезар, – подал голос ранее молчавший Фернан.
– Не узнают. – Де Армунг глупо хихикнул. – Церковь любит пугать, но она не всесильна. Если честно, я не думаю, что у твоего парня получится подобная вещь. С каких это пор обычные люди стали сильнее Спасителя и Искусителя?
Щека сеньора де Суоза неожиданно дернулась, но голос остался ровным:
– Я уверен, все получится. Абоми?
– Я готов, талела. – Слуга встал с колен и взял в руку кувшин с зельем.
Какие компоненты, кроме останков покойницы, он использовал, Рийна даже не хотела знать, особенно если вспомнить тот факт, что буквально час назад Лючита жаловалась на пропажу курицы.
Слуга достал нечто вроде кисточки и, потрясая ею над телом Мигеля, затянул длинную и тягучую то ли песню, то ли молитву. Проходили минуты, тональность постепенно менялась, и ламии стало казаться, что за непонятными и загадочными словами чужого народа скрывается медленное биение человеческого сердца. Абоми дважды обошел вокруг мертвеца, запел громко и грозно, закрутился вокруг своей оси и неожиданно рухнул на колени.
Пламя свечей взметнулось к потолку, на миг осветив каждый закоулок обеденной залы и бледные лица людей. Закрутилось спиралью и, словно водопад, рухнуло вниз, приняв свой первоначальный размер. Но не цвет. Теперь огонь был ярко-синим, но свет, исходящий от него, оставался таким же, как и прежде.
Песня смолкла. Абоми взял нож, нанес на каждую из ранок сеньора де Турсеко маленькие, едва видимые глазу царапины. Осторожно подвинул кувшинчик, в котором находилось зелье, зачерпнул порошка и высыпал по щепотке на каждое из запястий. Рийна увидела, что порошок темно-коричневого цвета.
Вновь песня. Но уже другая. То и дело в голосе слуги проскальзывали повелительные нотки. Невесть откуда взявшийся ветерок ласково прошелся по волосам и щекам ламии. Она, ничего не понимая, покосилась на синее пламя свечей, но то даже не дрогнуло. И снова ветер. Всего лишь одно мгновение он дул ей в лицо, но и этого было достаточно, чтобы она скривилась от омерзения. Запах открытой могилы.