– Зато большие ездят. Вот вырасту и буду охотиться каждый день. Я стану лучшим охотником в стране.
Менх улыбнулся. Хатшепсут так любила животных, что никогда не смогла бы подстрелить дичь крупнее утки, и сама это знала. Но гордость уже в десять лет заставляла ее желать первенства во всем.
– А чем ты весь день занималась? – спросил он. – Я нигде тебя не видел.
– Нарывалась на неприятности, – вздохнула Хатшепсут. – О! А вот и мама с папой. Наконец-то мы поедим.
Лбы всех присутствующих коснулись пола. Голос главного глашатая звенел в тишине:
– …Могучий Бык Маат, живой Гор, любимец двух богинь, сияющий в змеиной диадеме…
Хатшепсут шепнула Менху:
– Как ты думаешь, твоя мать сегодня опять напьется?
– Да тише ты! – свирепо шикнул он. – Не можешь, что ли, помолчать минуту?
– Не могу! Я есть хочу! Я уже давным-давно с голоду умираю!
Тутмос подал знак, спины придворных распрямились, разговоры зазвучали вновь. Гости расселись по местам, опустившись за низенькие столики, рабы с грудами снеди на подносах замелькали вокруг. Рабыня Хатшепсут приблизилась к ней и поклонилась.
– Что желает ваше высочество? Жареного гуся? Говядины? Фаршированного огурца?
– Всего по чуть-чуть!
Жуя, Хатшепсут с тревогой оглядывала комнату в поисках Неферу, но той по-прежнему не было видно. Повинуясь кивку фараона, в зал вошли музыканты: мужчина с большой арфой и девушки в длинных складчатых юбках, с ароматическими конусами на головах и инструментами под мышкой. Хатшепсут с интересом отметила, что все девушки несли с собой лютни, новомодные инструменты из диких северо-восточных земель. Она решила, что после ужина непременно велит одной из музыкантш прийти поиграть к ней в детскую, но тут же вспомнила о встрече с фараоном, назначенной на вечер, и у нее упало сердце. Как только музыка зазвучала, девочка оттолкнула тарелку с едой, окунула пальцы в чашу с водой и вытерла руки о юбку. Она прокралась среди обедающих поближе к матери. Отец, сидевший в нескольких шагах от нее, был погружен в разговор с архитектором Инени, отцом Менха, но мать улыбнулась и поманила ее на подушку у своего стола.
– Ты сегодня очень хорошенькая, – сказала Ахмес. – Надо тебе почаще носить в волосах цветы. Они тебе к лицу.
Хатшепсут встала коленями на подушку.
– Мама, а где Неферу-хебит? Если отец увидит, что ее здесь нет, он очень рассердится. Ведь он же меня хотел отругать сегодня вечером, а не ее.
Мать опустила кусочек граната, который поднесла было ко рту, и вздохнула:
– Наверное, надо послать кого-нибудь поискать ее. Она сегодня была расстроена?