Она шагнула к Небануму:
– Веди!
Неферу кивнула, и все трое повернули за дом. Не более чем в десяти шагах от них отбрасывала прохладную тень ограда зверинца; с другой стороны к ней прилепился крохотный загончик, на скорую руку сооруженный из вбитых в землю и переплетенных прутьями кольев. Над загородкой показалась коричневая голова с огромными влажными глазами и длинными ресницами. У Хатшепсут вырвался вопль, она подбежала к ограде и просунула руку внутрь, чтобы погладить зверя. Бархатные губы немедленно открылись, и изо рта выкатился длинный розовый язык. Девочка принялась вопить:
– Неферу, гляди! Смотри, как она сосет мои пальцы! Живее, Небанум, она такая голодная, что тебя выпороть мало! Неси молоко!
Небанум едва удержался от смеха. Отвесив еще один поклон, он скрылся за углом.
Неферу подошла к загону и встала рядом.
– Какая красивая, – заговорила она, проводя пальцами по тонкой шее. – И в плену, бедняжка.
– Не говори глупостей! – отрезала Хатшепсут. – Если бы отец не привез ее сюда, она бы просто погибла в пустыне, ее бы задрали львы, гиены или еще кто-нибудь.
– Да, я знаю. И все равно мне ее жалко, ведь никто ее не любит… а ей так одиноко…
Новая отповедь уже вертелась у Хатшепсут на языке, но испарилась, стоило девочке взглянуть на сестру. Неферу плакала, по ее щекам текли слезы. Хатшепсут окаменела от изумления. Сколько она себя помнила, сестра всегда была само достоинство и спокойствие, поэтому неожиданный срыв очень ее заинтересовал. Нисколько не смутившись, девочка отняла у газели руку и стала вытирать обслюнявленные пальцы о юбку.
– В чем дело, Неферу? Ты не заболела? Неферу яростно тряхнула головой и отвернулась, пытаясь справиться с собой. Наконец она приподняла подол платья и вытерла им лицо.
– Прости меня, Хатшепсут. Не знаю, что на меня нашло. Я сегодня совсем не спала, устала, наверное.
– А-а… – Хатшепсут не знала, что еще сказать, неловкость росла с каждым мгновением. Когда появился Небанум, осторожно держа обеими руками высокий узкий кувшин, девочка с облегчением бросилась ему навстречу:
– Дай я понесу! Он тяжелый? Ты откроешь ей рот, а я буду лить.
Небанум отпер загон, и они вошли. Зажав маленькую газель между коленями, он открыл ей рот.
Хатшепсут, от усердия высунув язык, поднесла тяжелый кувшин к самой мордочке вырывающейся газели и начала лить. Краем глаза она видела, как Неферу повернулась и пошла к выходу. «Противная Неферу! – подумала она. – Испортила такой чудесный день!» Ее рука дрогнула, и молоко тут же потекло у нее по груди и животу, собираясь в лужицу вокруг босых пальцев.